На путях к свободе - Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс

политическими правами и обязанностями. Это было нужно не только нашей партии. К кадетам прислушивались, нашему общественному кодексу доверяли. Главным наставником с начала и до конца оставался Шаховской. Его живое, горячее знание людей, умение к ним подходить, с ними сближаться, его благожелательность делали его незаменимым старшим дядькой партии. Милюков так обращаться с людьми не умел. Да от него этого и не ждали. От него ждали политических чертежей. Он определял отношение к правительству и к возникавшим политическим задачам, он намечал, в каком направлении должна развиваться думская энергия, он добросовестно вбивал в мозги русских людей те либеральные начала, на которых кадеты хотели строить здание русской государственности.

Милюков умел излагать сложные вопросы внутренней, в особенности внешней политики так ясно, что они становились доступны для самых неискушенных мозгов. Он не мудрил, не искал новизны, не бросался неожиданно в девственные леса, как это постоянно делал Струве, Милюков уверенно обращался с раз навсегда усвоенными понятиями. Реальному политику тем легче действовать, чем меньше у него метаний и мечтаний. Благодаря ходу событий, отчасти и личным свойствам Милюкову было не суждено стать реальным политиком. Он окаменел на раз занятых позициях, и это грузом легло на его политическую деятельность, отчасти и на партию.

При выработке своих, так называемых тактических директив он мало своего выдумывал. Над этими директивами в партии посмеивались, но их принимали как неизменную приправу политического сезона. Милюков строил свою сводку на мыслях большинства. При новых выборах, перед новой сессией Думы или иных событиях созывался пленум ЦК. Приезжали москвичи и провинциалы. Милюков докладывал очередные вопросы внутренней и международной политики, затем шел обмен мнений. Обычно самыми интересными были первые, непосредственные суждения. Милюков внимательно слушал, делал отметки в записной книжечке. У него, должно быть, этих книжек накопилась целая библиотека. Если они уцелели, будущие историки найдут в них материалы для уяснения одного из течений русской общественности. На следующее заседание Милюков уже являлся с синтезом разных мнений. Он делал выжимки из сказанного, не навязывая своего мнения. Но, раз придя к какому-нибудь заключению, он крепко за него держался, и тогда сдвинуть его было трудно. Только великие потрясения сделали его немного более гибким. Он это показал в войну 1914 года, когда создал Прогрессивный блок, куда вошли все думские фракции, кроме социалистов, пораженцев и правых противников Думы. Потом, в начале революции, героически пытался он спасти монархию, уговаривая великого князя Михаила Александровича не отрекаться от престола, старался доказать разнузданной солдатчине, что России нужна не республика, а конституционная монархия.

Но время уже было упущено.

Глава 16

Кооперация

Революция 1905 года провела глубокие борозды, перепахала всю Россию, но ничего не сокрушила, не оборвала преемственности старой власти, не сломала быта, на который столетиями опиралась Россия. Новые ростки побежали от старых корней. Народное представительство было только одним из проявлений народной энергии, разбуженной событиями, войной, забастовками, речами, новыми идеями, быстро проникавшими в мозги. Ну и, конечно, тем, что говорилось в Думе. Во всех областях пошли сдвиги. Стремительно развивались просвещение и все отрасли народного хозяйства, промышленность, банки, транспорт, земледелие. Трудно было уследить за движением, осмыслить все, что происходило в стране.

Во время Третьей Думы правительство созвало в Петербурге съезд городских голов для обсуждения городского уложения, финансов, кредитов. Среди съехавшихся городских деятелей оказалось довольно много членов кадетской партии. Наши провинциальные товарищи пришли в думскую фракцию рассказать о своей деятельности. Живое, постоянное общение с провинциалами было одним из наших хороших партийных обычаев, заложенных Шаховским. Они приносили с собой освежающее дыхание великой империи, которую не только чиновники, но и думцы, и общественники, жившие в столице, часто воспринимали слишком кабинетно. Увлеченные столичной суматохой, они недооценивали того, что творится в глубине России, того, с какой быстротой налаживаются новые условия жизни. С тем большим интересом, почти с волнением слушали мы доклады городских деятелей.

Особенный успех имели сибиряки. Городской голова Новониколаевска (переименован теперь в Новосибирск) имел большой успех. Он рассказывал, как за какие-нибудь 10 лет маленький поселок разросся в образцовый город с 200 000 населения. Были разбиты сады, проложены хорошие мостовые, проведены трамваи, электричество, телефоны, построены просторные общественные здания, школы, театр, комфортабельные частные дома. Маленький поселок перегнал старые города, получил все, что давала тогда передовая техническая цивилизация. Мы слушали что-то, напоминающее рассказы из американской жизни. Молодой городской голова видел, какое он производит впечатление на слушателей, и явно гордился своим городом. Это льстило его сибирскому честолюбию. Сибиряки свой край любили и заботиться о нем умели.

Росту городов и промышленности помогала правительственная система кредитов, правильная постановка железнодорожного хозяйства. В России железные дороги частью строились на счет казны, как Николаевская дорога, великий Сибирский путь и другие дороги Азии, частью переходили к государству после известного срока, от частных компаний. Железные дороги отлично обслуживали интересы населения и в то же время не ложились бременем на казну. Дешевые дифференциальные тарифы для пассажиров и товаров очень помогли быстрому экономическому и просветительному росту. Этот рост ощущался на каждом шагу, даже в нашем небольшом деревенском углу. Мужики становились зажиточнее, были лучше обуты и одеты. Пища у них стала разнообразнее, прихотливее. В деревенских лавках появились такие невиданные раньше вещи, как компот из сушеных фруктов. Правда, он стоил только 18 копеек фунт, но прежде о такой роскоши в деревне не помышляли, как не воображали, что пшеничные пироги можно печь не только в престольный праздник, но каждое воскресенье. А теперь пекли, да еще с вареньем, купленным в той же деревенской лавочке. Варенье было довольно скверное, но стоило оно 25 копеек фунт, был в нем сахар, были ягоды, все вещи, от которых под красной властью коммунистов пришлось отвыкнуть. С быстрым ростом крестьянского скотоводства и в Европейской, и в Азиатской России увеличилось и производство молока и масла. Жизнь действительно становилась обильнее, легче. В ней пробивалась всякая новизна, о которой не было помину, когда я молодой девушкой жила в Вергеже. Деревенская молодежь стала грамотной. Сама по себе грамотность не вносила резкой духовной перемены в деревенский быт, так как потребности к учению у большинства по-прежнему не было. Но над общим уровнем уже вставало отборное меньшинство, завелась думающая молодежь. Стали появляться деревенские интеллигенты из крестьян. Одни из них отрывались от земли, уходили в города, другие возвращались после школы в деревню и там, в родной обстановке, становились местными общественными деятелями, искали способов улучшить крестьянскую жизнь.

Правительство шло им навстречу. Уж на что у нас было принято ругать каждое министерство отдельно и все правительство в целом, но и оппозиция вынуждена была признать, что Министерство земледелия хорошо работает, систематически проводит в жизнь очень разумный план поднятия крестьянского хозяйства. Мелкий кредит, ссуды для кооперации, производительной и потребительской, опытные сельскохозяйственные станции, агрономические школы, разъездные инструктора, склады орудий, семян, искусственных удобрений, раздача племенного скота – все это быстро повышало производительность крестьянских полей. Министерство действовало не столько через своих чиновников, сколько через местных людей, земцев, крестьян.

У нас на Вергеже первым откликнулся старший в роде – мой отец. Кооператором он не был, но он устроил сельскохозяйственное общество и был его первым председателем. Со свойственной ему энергией, которую он сохранил до конца жизни, он в трех соседних волостях вербовал членов общества, добывал кредиты, ходил по петербургским канцеляриям, устраивал местные агрономические съезды и совещания, привозил инструкторов и лекторов для зимних сельскохозяйственных курсов, где читались практические лекции по скотоводству, полеводству, огородничеству, пчеловодству. Все это для наших деревень было большой новизной. Отец будил, тормошил мужиков. Он устроил в Чудове первую в нашем краю сельскохозяйственную выставку, которая повторялась ежегодно. Мужики с изумлением и любопытством бродили по ней и, почесывая в затылках, говорили:

– Ишь какую капустину вырастили. Надо и мою бабу научить. У курляндцев рожь-то какая колосистая… А земля небось