Николай Кузнецов. Строптивый ставленник Сталина - Владимир Виленович Шигин

захваченной ВМФ немецкой подводной лодки, превысив свою власть, самовольно, без разрешения Правительства СССР, разрешил англичанам подробно ознакомиться с обнаруженными в лодке акустическими немецкими торпедами»[76].

Обвиняемый вице-адмирал Г. А. Степанов. Из фондов ЦГА

Обвиняемый адмирал В. А. Алафузов. Из фондов ЦГА ВМФ

Обвиняемый адмирал Л. М. Галлер. Из фондов ЦГА ВМФ

Разумеется, обвинение было, что называется, «притянуто за уши». Дело в том, что по каждому факту передачи союзникам военно-технической документации или образцов военной техники нарком ВМФ Кузнецов докладывал в годы войны Сталину, получая от того устное разрешение. Тот давал «добро». Кроме того, на всем протяжении войны союзники также делились с нами военно-технической информацией, передавая нам новейшие корабли и самолеты. Наиболее вопиющим является обвинение в передаче англичанам немецкой акустической торпеды, так как сегодня хорошо известна переписка Сталина и Черчилля по этому вопросу и решение Сталина торпеду союзникам передать.

Ознакомившись с материалами следствия, Сталин поступил достаточно необычно: 19 декабря 1947 года он подписал постановление о передаче дела бывших руководителей ВМФ не в Военную коллегию Верховного Суда СССР, а в суд чести ВМФ.

Что же представлял собой этот суд чести? 28 марта 1947 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О Судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах», восстанавливающее суды чести в гражданских и военных ведомствах, головных объединениях, комитетах и министерствах. Согласно этому постановлению, в каждом ведомстве создавался особый орган — суд чести, на который возлагалось «рассмотрение антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных поступков и действий, совершенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств СССР и центральных ведомств, если эти проступки и действия не подлежат наказанию в уголовном порядке».

Заметим, что фактически суды чести просуществовали до распада СССР, поменяв после смерти Сталина свое название на товарищеские. Значит, Сталин хотел, чтобы возникшие вопросы по Кузнецову были обсуждены в военной среде. Председателем суда он определил маршала Л. А. Говорова. На тот момент Говоров являлся главным инспектором Вооруженных сил СССР, а командуя в течение почти всей войны Ленинградским фронтом, тесно взаимодействовал с моряками и знал их лично лучше, чем остальные маршалы. Кроме того, до мобилизации в армию в 1916 году он учился на кораблестроительном отделении Петроградского политехнического института. Учел Сталин и его личные качества. Закрытый и угрюмый, но настойчивый и дотошный во всех мелочах Говоров, как никто другой, соответствовал возложенной на него мисии. Но решающим фактором, на мой взгляд, был иной. Дело в том, что на суде чести предстояло дать оценку прежде всего Кузнецову, чье звание адмирала флота соответствовало тогда званию маршала Советского Союза. А значит, и председателем суда чести мог быть, по определению, только военачальник, равный ему в звании.

Обвиняемый адмирал флота Н. Г. Кузнецов. Из архива А. А. Раздолгина

Маршал Л. А. Говоров, председатель суда чести Министерства Вооруженных сил СССР по делу группы адмиралов. Из архива журнала «Морской сборник»

Остальные члены суда чести был назначены приказом министра Вооруженных сил СССР Булганина: начальник Военной академии Генштаба генерал армии В. А. Захаров, начальник Главного управления кадров Министерства Вооруженных сил СССР генерал-полковник Ф. И. Голиков, командующий 4-м ВМФ адмирал Г. И. Левченко, заместитель главкома ВМФ по кораблестроению и вооружению вице-адмирал П. С. Абанькин, заместитель начальника Генштаба по ВМФ вице-адмирал Н. М. Харламов и член Военного совета ВМФ — начальник политуправления ВМФ вице-адмирал Н. М. Кулаков (представлявший в одном лице и судью, и общественного обвинителя). Абанькин во время судебного процесса старался держаться в тени.

* * *

Суд чести начал работу 12 января 1948 года в клубе Главного штаба Военно-морского флота. Адмирал флота Кузнецов, адмиралы Галлер и Алафузов, вице-адмирал Степанов обвинялись в совершении «антигосударственных и антипатриотических поступков, выразившихся в передаче бывшим союзникам в годы прошедшей войны образцов и документации на вооружение ВМФ на основании взаимной информации». Следует отметить, что новое руководство ВМФ еще до суда чести спешно написало всем четверым адмиралам отрицательные аттестации. Из командования ВМФ порядочно поступил только начальник Главного штаба ВМС адмирал Головко, написавший на обвинительном заключении: «Есть административные и служебные нарушения, преступления не вижу». Но его частное мнение таковым и осталось. По воспоминаниям его жены, адмирал, сказавшись больным, «увернулся» и от роли обвинителя на суде чести.

Во время встречи автора с адмиралом флота В. А. Касатоновым он рассказал, что поведение Николая Герасимовича на суде чести заслуживает восхищения: держался спокойно, очень уверенно, с чувством собственного достоинства. Старался, насколько это было возможно, защитить своих бывших подчиненных. Заметим, что всем обвиняемым задавали один и тот же вопрос: «Кто является основным виновником по передаче?» Отвечали они по-разному, но в первую очередь называли себя. А Галлер не пожелал ссылаться на кого-либо вообще: «Имею возможность установить лишь мое личное участие».

В качестве свидетелей и экспертов защиты были привлечены начальник Гидрографического управления ВМФ контр-адмирал Я. Я. Лапушкин, начальник МТУ и контр-адмирала Н. И. Шибаев, заместитель начальника минно-торпедного управления контр-адмирала К. И. Сокольский, начальник артиллерийского управления контр-адмирал В. А. Егоров и некоторых другие. Свидетелями обвинения в ходе следствия и суда выступали капитан 1-го ранга В. И. Алферов (по передаче торпеды 45–36 АВА) и контр-адмирал В. В. Чистосердов (по передаче документации артиллерии).

Здание бывшего Главного штаба ВМФ СССР в Москве, где в 1948 г. проходил суд над четырьмя адмиралами. Из открытых источников

Наиболее достойно вел себя на суде чести свидетель защиты — начальник Минно-торпедного управления ВМС контр-адмирал Н. И. Шибаев, пытавшийся объяснить членам суда, что на момент передачи торпеды 45–36АВ-А у нас уже было разработано более совершенное и перспективное вооружение, сама торпеда не являлась секретной, интерес могли представлять лишь парашюты, на которых она сбрасывалась. Еще в 1942 году шесть таких торпед вместе с этими парашютами попали в руки немцев в Севастополе, что также учитывалось при передаче образцов союзникам. Остальные свидетели и эксперты, не выдержав давления, поддержали обвинение в том, что деятельность всех четырех адмиралов носила антигосударственный характер и подрывала обороноспособность государства.

Члены суда задавали, как правило, дежурные вопросы. Особо усердствовал вице-адмирал Кулаков, обвиняя своих коллег в низкопоклонстве перед иностранщиной и измене Родине, опускаясь при этом до площадной брани. Как вспоминал Кузнецова много лет спустя, «до сих пор звучит в ушах голос обвинителя Н. М. Кулакова, который, уже называя нас всякими непристойными словами, требовал как можно более строго нас наказать».

В своих выступлениях все четверо обвиняемых свою вину признали, хотя и с определенными оговорками, касавшимися того, что они хоть и действовали неправильно, за что готовы нести наказание,