Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

«Съёмочная группа начала съёмки с экспедиции в г. Вильнюс, где за 49 календарных дней должна была отснять 697 м. Работа протекала в сложных условиях, т. к. объекты были разбросаны в окрестностях Вильнюса от 20 до 60 км. Перебазировка воинских частей, пришедших в Прибалтийский В/округ и Белорусского В/о‹круга› без машин, осуществлялась группой ночью ж/дорожными эшелонами и городскими автобусами. Строительство такого объекта, как „Болото“, самого трудоёмкого по картине объекта, потребовало от группы перевести своим транспортом около 700 куб. м. леса.

К концу экспедиции пришла директива В/морского штаба о выделении военных катеров не в г. Вильнюсе, а в г. Советске. Вертолёт прилетал из Калининграда. Гражданская авиация прилетела из Киева» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1784. Л. 11).

Вернувшись со съёмок, Озеров приступил к монтажу. И тут какие-то вещи у него не стали клеиться. Одно не сходилось с другим, и дело было не в технических моментах Озеров чувствовал, что между некоторыми эпизодами нужны какие-то прокладки. Ему вновь понадобилась помощь Бондарева как сценариста. А на писателя в это время давили его приятели из либерального лагеря: они всячески пытались вовлечь художника в борьбу журналов «Новый мир» и «Молодая гвардия». Бондарев завертелся как уж. «И это, – отметил в своём „новомирском“ дневнике тогдашний заместитель Твардовского – Алексей Кондратович, – тоже понятно: только что появилась повесть Бондарева в „Октябре“ и никак не проходит его „исторический“ многосерийный фильм, где есть Сталин и многое другое, о Великой Отечественной войне. Артём Афиногенов встретился на корте с братом постановщика Ю. Озерова, спортивным комментатором Н. Озеровым, и тот сказал: „Дела у Юры плохи. Фильм никак не идёт. Год назад попросил Брежнева посмотреть, без него же нельзя, он обещал много раз, но не смотрит“. И не будет смотреть, подумал я. А зачем ему нужно брать на себя обузу со Сталиным? Борьбу за культ личности все предпочитают вести чужими руками. Лучше военными (им всё равно, как Жукову)» (Кондратович А. Новомирский дневник. С. 769).

Осенью 1969 года возникла новая проблема: неожиданно сценарий фильма «Направление главного удара» затребовал к себе первый заместитель председателя Совета Министров СССР Кирилл Мазуров, который как раз курировал в правительстве Комитет по кинематографии. И ему многое не понравилось. «Сценарий, – написал Мазуров, – не отражает огромного размаха борьбы партизан в тылу вага, помощи партизанских соединений фронтам Советской Армии путём ударов на коммуникациях, разведки и т. д.; совместных скоординированных действий частей и соединений Советской Армии с партизанскими отрядами. Это несправедливо и неправильно с точки зрения исторической правды» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 44).

В годы войны Мазуров партизанил в Белоруссии и постоянно пытался продвигать на всех уровнях партизанскую тему. Следует учесть, что он не только занимал пост первого заместителя председателя Совета Министров СССР, но и входил в состав всесильного Политбюро ЦК КПСС. И проигнорировать его, естественно, было никак нельзя.

Озерову пришлось срочно вносить в картину «Направление главного удара» очередные изменения. Меж тем на 26 марта 1970 года был назначен просмотр ленты в первом творческом объединении «Мосфильма». Худрук этого объединения, живой классик Григорий Александров готов был проголосовать за приём фильма без какого-либо обсуждения. Но неожиданно вылез главный редактор и он же зампредседателя худсовета кинообъединения Леонид Нехорошев. Он предложил усилить в фильме показ партийного руководства партизанским движением, а заодно продумать возможность включения в картину двух или трёх песен.

За это тут же зацепились чиновники из Главка художественной кинематографии Кинокомитета. Они выдали своё заключение. Цитирую:

«Особенно важно показать действительный характер и масштаб партизанского движения в Белоруссии, оказавшего существенную помощь войскам при её освобождении, путём расширения и дополнения сцен, решающих эту тему.

Необходимо переозвучить и частично перемонтировать финальную сцену перехода советских и польских войск через границу Польши, с тем чтобы было ясно, что вступление польских частей на родную землю первыми является их почётным правом, заслуженным в кровопролитных боях.

Необходимо, также, значительно, сократить эпизоды, показывающие действия Днепровской флотилии и несколько сократить сцену переправы через болота.

Музыкальное сопровождение фильма недостаточно, порой, выразительное надо обогатить включением в фонограмму песенных мелодий.

Что касается эпизода с „большой тройкой“ в Тегеране – ‹сценарно-редакционная› коллегия ‹главка› считает рекомендацию ‹первого› объединения ‹„Мосфильма“› об исключении этого эпизода из фильма неоправданной, т. к. этот фрагмент удачно экспонирует дальнейшие события» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1784. Л. 21–22).

Подписали это заключение В. Сытин и И. Раздорский.

20 апреля 1970 года главк разрешил фильм «Направление главного удара» к выпуску на экран. Но тут неожиданно активизировался главный военный консультант эпопеи генерал армии Штеменко. Похоже, что ни один вариант сценария он так и не прочитал, но зато сходил на закрытый показ. И увиденное на экране его страшно возмутило.

23 мая 1970 года Штеменко накатал председателю Кинокомитета Алексею Романову телегу аж на трёх страницах. Что же его не устроило? В фильме, как ему показалось, сильно выпятили маршала Жукова и совсем не показали его. «Главный недостаток этой части эпопеи, – сообщил Штеменко, – состоит в том, что творческий коллектив не нашёл правильных путей для того, чтобы достойно показать роль партии, Ставки Верховного Главнокомандования, Военных советов в руководстве войск… Эта роль выглядит искажённо» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 64).

К слову: некоторые претензии Штеменко были с исторической точки зрения обоснованны. В первом варианте сценария фильма «Направление главного удара» говорилось только об одном направлении, а, как известно, Рокоссовский предлагал нанести не один, а два удара. Но большинство упрёков Штеменко носили чисто субъективный характер и были вызваны его давней неприязнью к Жукову.

Озеров, Бондарев и Курганов 5 июня 1970 года подготовили подробные возражения на все претензии Штеменко. Во-первых, они напомнили, что на них и раньше давили многие генералы, требуя отразить в киноэпопее участие прежде всего их армий и фронтов, но художественный фильм – это не документальная хроника. Во-вторых, киношники дали понять, что Штеменко – не единственный знаток войны. «Ещё до появления замечаний С. М. Штеменко, – написали они руководству, – мы беседовали с П. К. Пономаренко (бывшим начальником Центрального партизанского штаба. – В. О.) и после этого написали новые сцены». Три сценариста не стали скрывать и другое. Как выяснилось, они знали о тех предложениях, которые сделал Рокоссовский Ставке весной 1944 года, но сознательно ограничились показом только одного удара: «Драматургия фильма от этого выиграла, а историческая достоверность не проиграла» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 1783. Л. 83).

Пока Озеров и его коллеги