Опасная граница - Томас Дж. Барфилд

(по метафизическому вопросу о том, какие именно элементы, согласно китайской традиции, наиболее соответствуют его династии), который устроил цзиньский император, в то время как армии Чингисхана опустошали Северный Китай[231].

Причины интенсивной китаизации чжурчжэней были многообразны, однако в конечном итоге рост китайского влияния был связан с политической эволюцией их государства. Цзинь управляла всем Северным Китаем, а не его частью, как это делала предшествующая династия Ляо. Чжурчжэни были вынуждены использовать китайских советников и китайские структуры управления в гораздо большей степени, поскольку китайская территория составляла основную часть их империи. В то время как в Ляо соотношение численности китайцев и киданей составляло 3: 1, в государстве чжурчжэней оно достигало 10: 1. В гораздо более обширной империи Цзинь пограничные маньчжурские земли играли менее значительную роль, чем в государстве киданей, особенно после того, как большинство чжурчжэней расселились на исконно китайской территории. Расселение чжурчжэней означало исчезновение обособленного резервуара племенной культуры, которая могла бы противодействовать китайскому влиянию. Даже в период заката Ляо многие кидани все еще проживали в пограничном регионе, где (по иронии судьбы) они сменили чжурчжэней в качестве главных возмутителей спокойствия на границе. Восстания киданей стали одной из самых больших проблем для Цзинь на позднем этапе ее истории[232].

Еще одним важным фактором был низкий уровень культуры чжурчжэней на момент завоевания ими Северного Китая. Кидани до начала своей экспансии с территории Маньчжурии уже имели письменность и собственную административную систему. В течение жизни нескольких поколений киданьские лидеры создали пограничное государство, которое до некоторой степени объединило китайскую культуру с культурой племен. Таким образом, когда кидани стали продвигаться на северо-восток Китая, они имели за плечами почти вековой период самостоятельного местного развития. Под предводительством Агуды чжурчжэни были «вброшены» прямо в Северный Китай без прохождения подобного подготовительного периода. Их традиционные ценности, обычаи и даже язык были быстро утрачены в новой обстановке, особенно среди чжурчжэньской придворной знати, несмотря на периодическую реализацию правительством программ по защите культуры чжурчжэней и издание соответствующих указов. Однако это объяснялось не какой-то особой склонностью чжурчжэней (по сравнению с киданями) к заимствованию китайской культуры, а непригодностью их культурных традиций в новых, более сложных жизненных условиях. Чжурчжэни перенимали китайскую культуру потому, что она представляла собой единственную модель цивилизации, которая была им доступна.

Процесс заимствования Цзинь китайской культуры был частью политической борьбы за право осуществлять власть в государстве. После эпохи завоеваний большое число районов оказалось в руках чжурчжэньских военачальников. С 1123 по 1150 г. шла борьба за власть между группировками, близкими к императорскому двору, и военачальниками, которые обосновывали свое право на власть личными завоеваниями. Поскольку их притязания зиждились на обычном праве чжурчжэней, где подчеркивалась необходимость разделения власти внутри племенной системы, цзиньский двор посчитал выгодным постепенно переходить на китайский стиль управления, чтобы покончить с независимостью племен. Такая же борьба имела место при формировании и государства Янь у муюнов, и Ляо у киданей, но закончилась еще до их вступления в Китай. Чжурчжэни осуществили этот «переход», уже захватив власть в Китае. Двор быстро перенял китайские политические институты с их ориентацией на императора и таким образом укрепил династию за счет ослабления позиций вождей племен. Хотя династия Цзинь и нуждалась в войсках, создаваемых на племенной основе, как в надежной военной силе, она руководила ими напрямую через свой двор, а не через вождей племен в качестве посредников[233].

Централизация сопровождалась усилением роли китайской культуры. В период правления императора Даня (1135–1149 гг.) совет племенных вождей боцзиле был упразднен. Была проведена реорганизация правительства по образцу Тан и Сун, при дворе введены конфуцианские церемонии и ритуалы. Централизация достигла наиболее высокого уровня при четвертом цзиньском императоре Ляне (1149–1161 гг.), который был ярым приверженцем китайской культуры. В 1150 г. он положил конец системе дуального управления и казнил многих чжурчжэньских военачальников, включая тех представителей императорского рода, которые ему сопротивлялись. В 1153 г. он перенес столицу на юг, чтобы лучше контролировать китайскую территорию, перенял целый ряд ритуалов китайского двора. Он также отменил ряд ранее изданных законов, являвшихся составной частью кампании по «чжурчжэнизации», направленной на сохранение традиционных чжурчжэньских обычаев и начатой в 1126 г. В 1158 г. император Лян развернул огромное строительство в столице Северной Сун — городе Бянь (Кайфыне), где, по его замыслу, должен был находиться центр великой объединенной империи после завоевания юга. Работы над проектом прекратились с убийством императора в 1161 г., после провала военной кампании против Сун. Чжурчжэньская знать велела вычеркнуть имя Ляна из официального списка императоров.

Пятый цзиньский император Юн, или У-лу (1161–1189 гг.), попытался кардинально изменить политику своего предшественника, которая отталкивала от династии представителей племен. Он поощрял охоту, способствовал более широкому использованию чжурчжэньского языка, увеличил долю чжурчжэней в составе органов управления и наделял землей чжурчжэньских простолюдинов[234]. Однако эта политика потерпела крах, поскольку процесс китаизации зашел слишком далеко. Структура системы управления полностью следовала китайской модели, что было выгодно императору. «Трайбализация» правительства в любом случае означала передачу власти местным племенным вождям, а взять курс на такие перемены центральное правительство было не готово. Многое делалось для возрождения чжурчжэньской культуры, однако традиционные племенные обычаи мало что значили для чжурчжэней, живших в Китае. Формальное возвращение к племенным обычаям не могло привести к каким-либо фундаментальным изменениям. Если не для самих китайцев, то для иноземцев Цзинь представлялась типичной китайской династией по своему характеру и системе управления. Однако внешняя политика Цзинь весьма отличалась от традиционной китайской политики. Для того чтобы поддерживать разобщенность кочевников, проживавших вдоль северной границы, она вела с племенами политические игры. Когда династия неожиданно оказалась перед угрозой самого серьезного в истории вторжения степных племен на территорию Китая — монгольского нашествия под предводительством Чингис-хана, она использовала для обороны от агрессоров всю свою военную силу. Цзинь отказалась признать условия мира, по которым должна была выплачивать дань кочевникам, что ранее на протяжении длительного времени делали династии Хань, Тан и Сун. Хотя монголы, возможно, и рассматривали Цзинь как китайское государство, она таковым не являлась. Чжурчжэни стойко, хотя в конечном итоге и безрезультатно, более четверти века обороняли Северный Китай от атак монголов, пока их династия не была уничтожена в 1234 г.

Расколотая степь

Завоевание Северного Китая иноземными династиями поставило кочевников Монголии в невыгодное положение. Эти династии были знакомы с политикой и обычаями племен, имели многочисленную конницу и успешнее вели дела с номадами, чем национальные китайские династии. Одним из их важных преимуществ была дуальная организация системы управления,

которая позволяла устанавливать в пограничных районах особые