Воспоминания. От службы России к беспощадной войне с бывшим отечеством – две стороны судьбы генерала императорской армии, ставшего фельдмаршалом и президентом Финляндии - Карл Густав Эмиль Маннергейм

подписавшие его державы, включая Германию, приняли план без каких-либо возражений. Но Советский Союз занял негативную позицию, ссылаясь на то, что за счет укрепления Аландских островов какая-то третья страна может получить преимущество. Как и следовало ожидать, Советский Союз поставил свою позицию в зависимость от того, готова ли Финляндия принять условия, предложенные в 1938 году.

5 марта 1939 года нарком иностранных дел Литвинов инициировал новые переговоры через финского посла в Москве Юрьё-Коскинена. Требования России на этот раз заключались в аренде на тридцать лет Гогланда, Лавенсаари, Сескара и двух островков Тютер в Финском заливе. В намерения Советского Союза входило не укрепление островов, а использование их в качестве наблюдательных пунктов для защиты Ленинградского прохода. Было высказано предположение, что принятие этих условий будет означать улучшение отношений между нашими двумя странами и экономическое сотрудничество в нашу пользу.

В своем ответе, врученном 8 марта, правительство Финляндии заявило, что не может обсуждать вопрос об аренде островов иностранной державой, поскольку они неотделимы от территории, которую сам Советский Союз признал и подтвердил в Дерптском мире, когда острова были нейтрализованы. Комиссар иностранных дел, казалось, был готов к такому ответу и сразу же предложил Финляндии в качестве компенсации уступить русскую территорию к северу от Ладожского озера. Это предложение было отклонено. Однако Литвинов заявил, что не считает вопрос закрытым.

Для дальнейших переговоров советское правительство направило в Хельсинки своего бывшего посла в Риме Штейна, ранее посла в Хельсинки, и этот дипломат уже 11 марта обратился к министру иностранных дел Эркко. Используя те же аргументы, Штейн утверждал, что безопасность Ленинграда от нападения из Финского залива зависит от передачи этих островов в распоряжение Советского Союза, и рекомендовал сдать их в аренду Советскому Союзу как лучшее решение. Такая договоренность была бы гарантией сохранения нейтралитета Финляндии. В обмен Советский Союз даже был готов уступить территорию площадью 183 квадратных километра на восточной границе. Письменное обязательство Финляндии противостоять любым попыткам нарушить нейтралитет Финляндии может рассматриваться как ничтожное, если оно не будет основано на практических мерах. Правительство Финляндии, однако, не отказалось от своего негативного отношения.

Я придерживался определенного мнения, что мы обязаны каким-то образом пойти навстречу русским, если это приведет к улучшению отношений с нашим могущественным соседом. Я обсуждал предложение Штейна с министром иностранных дел Эркко, но не смог убедить его со мной согласиться. Я также посетил президента республики и премьер-министра Каяндера, чтобы изложить им свою точку зрения. Я сказал, что острова бесполезны для страны и что у нас нет средств их защиты, так как они нейтрализованы.

Если мы согласимся на обмен, престиж Финляндии не пострадает. С другой стороны, острова имели большое значение для русских, поскольку они контролировали вход на их военно-морскую базу в Лужской губе, и, сдавая их в аренду, мы могли бы воспользоваться одним из немногих козырей, которые у нас были.

Но я встретил непонимание. Мне указали, что правительство, осмелившееся предложить что-либо подобное, немедленно падет и что ни один политик не согласится бросить такой вызов общественному мнению. На что я ответил, что если действительно нет никого, кто был бы готов рисковать своей популярностью в столь жизненно важном для страны вопросе, то я готов отдать себя в распоряжение правительства, будучи убежденным, что мое честное мнение будет понято. Но я пошел еще дальше и сказал, что Финляндии было бы выгодно отодвинуть ближайшую к Ленинграду границу на 5—6 миль на запад за разумную компенсацию. Даже в XIX веке, когда Выборгский уезд воссоединился с Финляндией, многие считали, что граница проходит слишком близко к мегаполису на Неве. Такого мнения придерживались, среди прочих, министр-статс-секретарь по делам Великого княжества Финляндского граф Ребиндер и, как я часто слышал у себя дома, мой прадед, государственный советник С.Э. Маннергейм, в то время член правительства и глава Департамента внутренних дел.

Я настойчиво предостерег от того, чтобы послу Штейну позволили уйти с пустыми руками. Однако именно это и произошло – 6 апреля он покинул Хельсинки, так и не выполнив свою миссию.

Но миссия Штейна также была скрыта от парламента. Нельзя не выразить сожаления по поводу такой недальновидности.

Помимо срыва торговых переговоров в Москве, прекращение политических дискуссий привело к тому, что Советский Союз отказался от согласия на пересмотр Аландской конвенции. В ходе обсуждений изменений в конвенции в Лиге Наций в мае 1939 года советское правительство дало понять, что желает сохранения статус-кво на Аландских островах. В своей речи 31 мая Молотов пошел еще дальше и сказал, что если архипелаг будет укрепляться, то у Советского Союза больше оснований принять участие в этой работе, чем у Швеции.

После того как Советский Союз выложил карты, шведское правительство заняло нерешительную позицию в отношении Стокгольмского плана. Многим было ясно, что русская оппозиция показала, насколько в действительности оправдан проект и что его реализация необходима, как никогда. Сторонники шведского премьер-министра придерживались иного мнения, и в июне шведское правительство отозвало внесенное им в парламент предложение, объяснив, что этот вопрос должен обсуждаться на внеочередной сессии. Это подразумевало конец планов по укреплению Аландских островов. Советский Союз проверил силу сотрудничества стран Севера и сделал собственные выводы.

Правительство Финляндии не воспользовалось несколькими благоприятными возможностями и тем самым упустило свой шанс. Усилия по укреплению позиций Финляндии перед приближающейся бурей преследовали две естественные цели: политическое и военное сотрудничество со Швецией, с одной стороны, и сближение с Советским Союзом – с другой, в такой форме, которая уменьшила бы его подозрения. С начала года эти подозрения усилились в результате ухудшения общей ситуации, усугубленной нервной войной Германии против Польши и оккупацией Чехословакии и Мемельского района.

Позиция правительства, по-видимому, основывалась на убеждении, что внешнеполитические цели Финляндии могут быть достигнуты без уступок, а укрепление наших отношений с Советским Союзом обусловлено финско-шведским сотрудничеством. Правительство могло бы, по крайней мере, попытаться после консультации со Швецией добиться согласия Советского Союза на первый шаг к общей обороне Севера, что, вероятно, было бы достигнуто без излишних жертв. Советское правительство, наверное, в принципе не было бы против ни скандинавской ориентации Финляндии, ни против Стокгольмского плана, который был также подтвержден советским послом в Стокгольме госпожой Коллонтай. В переговорах по поводу советских требований нам удалось устранить самое опасное из них – требование взаимной военной помощи. Финскому правительству предстояло найти новые темы для переговоров, дающие больше шансов на успех, возможно, новую форму финско-шведской солидарности, которую советское правительство могло бы принять. Терять время было опасно, потому что самый благоприятный период 1938—1939 годов,