История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

все это с пространными рассуждениями о том, сколь дороги ему собственная честь и доброе имя. Посыльный, однако, поведал и о другом: уже после того, как комендант вручил ему это письмо и в присутствии своих товарищей осыпал жестокими упреками, его тайно провели туда, где комендант ожидал его один, и там Масси объяснил, что вынужден был написать такой ответ и довести его до сведения тех, кто в противном случае, видя подобного гонца, непременно заподозрил бы что-то неладное; но он, Масси, должен заявить, что остался таким же человеком, каким был всегда, и по-прежнему желает королю всяческого блага; что он слышал, будто принц Руперт намерен идти с армией к Глостеру, и если это случится, то он, комендант, будет защищать город как только может, и Его Высочество ожидает труд более тяжелый, нежели под Бристолем; однако если сам король приведет армию и потребует сдачи Глостера, то он не станет оказывать сопротивления, ибо сражаться против особы короля не позволит ему совесть — к тому же в подобном случае он мог бы склонить осажденных к капитуляции, что при любых иных обстоятельствах оказалось бы для него непосильной задачей.

Это послание склонило чашу весов, ибо хотя писавший его, возможно, и не собирался честно исполнять обещанное, серьезных доводов против выступления короля с армией к Глостеру не существовало, ведь Его Величество по-прежнему мог бы в любой момент изменить свои планы, не ввязываясь в борьбу за город. Доказательством же добрых намерений коменданта некоторые сочли то, что посланника, явившегося к нему с этим поручением, он не повесил и даже не взял под стражу. Итак, король решил идти на Глостер, однако осаду всерьез не начинать; вначале он отправил туда главную армию (известив прежде сэра Ральфа Гоптона о возведении его в звание барона Страттона, в память об одержанной им победе), а на следующий день выступил сам с остальными войсками.

В среду 10 августа король построил всю свою армию на обширном холме; из города, лежавшего менее чем в двух милях, ее видно было, как на ладони. Затем, около двух часов пополудни, он послал в Глостер трубача с требованием о сдаче. < Король сообщил, что «из сострадания к жителям Глостера, желая предотвратить всякий ущерб, неизбежный при штурме города, он лично явился к его стенам, и теперь предлагает солдатам и обывателям немедленно покориться и сдать город, гарантирует неприкосновенность их личности и имущества, дает им два часа на размышление, но предупреждает, что если они отвергнут предложенную им милость, то ответственность за все бедствия и несчастья, каковые постигнут их после скорого (в чем он нисколько не сомневается) взятия Глостера, падет на них самих». >

Прежде, чем срок ультиматума истек, явился трубач, а с ним два горожанина — худые, бледные, изможденные, с коротко обстриженными волосами. Их одежда, манеры, весь их облик были такими странными и ни с чем не сообразными, что самые суровые взгляды тотчас повеселели, а самые бодрые сердца охватила печаль: казалось, подобные вестники не могут принести ничего, кроме вызова. Эти люди, не оказав ни малейших знаков почтения Его Величеству и не заботясь о законах приличия, дерзким и решительным тоном без всякого смущения объявили, что они принесли ответ королю от благочестивого города Глостера; всякий же обращенный к ним вопрос они мгновенно встречали вызывающими репликами, исполненными мятежного духа, как будто главная цель их прихода состояла в том, чтобы, рассердив короля, заставить его нарушить собственную охранную грамоту. Доставленный ими письменный ответ гласил:

«Мы, обыватели, магистраты, солдаты и офицеры Глостера, даем на милостивое послание Его Величества следующий всепокорнейший ответ. В силу нашей клятвы и присяги мы должны охранять этот город к услугам Его Величества и его августейшего потомства, а посему полагаем себя обязанными повиноваться приказам Его Величества, переданным нам обеими Палатами Парламента, и, следовательно, мы готовы, с Божьей помощью, защищать названный город».

Под этой бумагой стояли подписи мэра Уайза, коменданта Масси, тринадцати олдерменов, одиннадцати офицеров гарнизона, а также самых именитых граждан Глостера. Как только посланцы возвратились в Глостер — а отпустили их быстро, прежде чем они могли услышать решение короля, — все городские предместья с большими прекрасными домами, где обитало прежде множество народу, были подожжены, с тем чтобы король твердо знал: ему достанется здесь лишь то, чего не смогут от него укрыть. Пришло время для новых планов и новых совещаний, участники коих, однако, уже не выказывали такого же хладнокровия и беспристрастия, как под Бристолем. Нанесенное королю оскорбление внушало мысли о возмездии, и некоторые сочли, что честь Его Величества задета настолько, что теперь он просто обязан начать осаду и взять город. Такие настроения побуждали принимать на веру, не задумываясь, любые с виду правдоподобные сообщения — например, о том, что в Глостере крайний недостаток провизии и боевых припасов; что самый сильный участок городских укреплений — это всего лишь ветхая каменная стена, которая рухнет при первом же обстреле; что в городе есть немало благонадежных особ, которые, вместе с людьми, взбешенными сожжением предместий, обернувшимся для них громадным ущербом, составят столь грозную силу, что когда город окажется в бедственном положении, партия крамолы вынуждена будет капитулировать. Утверждалось также, что неприятель теперь вовсе не имеет армии и, согласно всем известиям, едва ли сможет собрать ее достаточно быстро, чтобы успеть на выручку Глостеру; а пусть даже армия у Парламента имеется, Его Величеству все равно будет гораздо выгоднее выманить ее подальше от Лондона и принудить к сражению там, где он способен обеспечить свои войска всем необходимым, где он волен сам выбирать позицию и где его доблестная кавалерия сумеет наголову разбить любую собранную Парламентом армию — вместо того, чтобы отправляться искать последнюю на ее же квартирах.

Но всего сильнее подействовала на Его Величество уверенность самых опытных военачальников, так как они, объехав вокруг города и осмотрев вблизи его укрепления, пришли к твердому убеждению, что сумеют овладеть им менее чем за десять дней посредством апрошей (тяжелый урон под Бристолем заставил отложить всякую мысль о штурме). Это обстоятельство и склонило короля к окончательному решению, тем более что на военном совете никто даже не пытался его переубедить. А потому Его Величество немедля послал в Оксфорд приказ своему главнокомандующему, графу Брентфорду, явиться к нему с пушками и со всей пехотой, какую только можно было взять из тамошнего гарнизона, дабы руководить осадой; принц же Руперт, не желая, чтобы его сочли ответственным за неудачи, коими могло обернуться начатое предприятие,