Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

– Можно я сегодня побуду с вами? – девочка, воспитанная с мыслью, что напрашиваться в компанию к мужчине неприлично, смотрела на тёмного безо всякого стеснения и, кажется, была уверена, что ей не откажут.

Тёмный не ответил, но Лоэзия просветлела ещё больше. Иеру даже стало обидно за Узээриша.

– Господин, давайте вернёмся, – Рикий потянул его в сторону спальни и тем привлёк внимание тёмного.

Он обернулся и пристально уставился на Иера. Тот видел в глубине капюшона светящиеся – необычно для хаги – глаза, но не понимал, о чём думает мужчина перед ним, в каком он настроении и как вообще его сюда пустили. Успокаивало, что даже Рикий не очень испугался его явления, хотя и выглядел впечатлённым.

Вдруг тёмный протянул руку и беззастенчиво пощупал пустой рукав Иера, а затем, поднявшись выше, и плечо – всё, что осталось от правой руки.

– Её нет, – бесстрастно констатировал хаги.

– Господин, – залившаяся краской смущения Лоэзия вцепилась тонкими пальчиками в ладонь тёмного, – не нужно трогать. Господину больно.

– Ты чего творишь?!

Присели все, кроме Рикия и Иера, которым просто нельзя было сгибаться. Побагровевший от ярости Винеш топал к ним и грозил мощным кулаком.

– Рикий, у тебя яйца вообще есть? Ты хоть раз можешь сказать: «Нельзя!»?

– Господин, – возмущённый Юдриш кивнул на Лоэзию.

Лекарь малость остыл и наконец заметил, что в коридоре стоят не только его нерадивый ученик в обнимку с нерадивым другом.

– О, Ёрдел, – невесть чему обрадовался Винеш. – Шидай просил передать тебе, чтобы ты к нему заглянул. Он тебе кое-чего про женщин расскажет.

– А мне можно? – встрепенулась Лоэзия.

Юдриш тоже встрепенулся.

– Даже тебе можно, – Винеш больше успокоил Юдриша.

Тёмный ничего не ответил. Только развернулся, сжимая в ладони тонкие девичьи пальцы, и исчез.

– Я просил так не делать! – рыкнув, Юдриш скакнул вперёд и… тоже исчез.

– Наш новый главный маг, – пояснил Винеш изумлённому другу. – Родной брат Майяри. Узээриш его едва заманил и теперь не знает, чего с ним делать. У парня не пойми что на уме. Иди отсюда! – лекарь шуганул ученика и сам обхватил друга. – Представляешь, придворные на него жалуются. Миловаться им не даёт. Он отчего-то решил, что все красивые женщины дети, а к детям с непотребствами лезть зазорно. Вот Шидаю поручили беседу с ним провести.

– Брат Майяри? – удивился Иерхарид.

– Ага. Вот тоже семейка! Один хлеще другого! – Винеш с лёгкостью доволок друга до постели и сгрузил его на подушки. – Представляешь, Риш ему приказал, мол, сотри всю вражескую волшбу со стен дворца, а он в тот же миг всё стёр, тайные ходы запечатал и исчез. Пришлось стены разбирать, чтобы вызволить тех, кто в Подземном городе застрял. Так и не дозвались! И вот теперь получается, что главный маг у нас вроде как есть, но его постоянно нет. Риш пробовал через Майяри до него достучаться, а та сама не знает, что делать. Но он вроде нашёл подход к нему. Я уж не знаю, почему так, но этого парня почти всегда можно найти рядом с Лоэзией Бодый, так что Риш там о чём-то договорился с Маришем и тот отпускает девчонку во дворец.

Иер тихо рассмеялся, сообразив, в какое заблуждение попал.

Оказывается, присутствие Юдриша вызвано не особым расположением Узээриша к Лоэзии, а особым его расположением к главному магу.

Обманщик. Глава 4. Крыло

У Ёрдела во дворце была своя лаборатория. О её предназначении главный маг хайнеса лишь догадывался, а само слово запомнил не с первого раза. Путь же к ней он и вовсе самостоятельно найти в подземных закоулках не мог. Первый раз тёмного туда проводил помощник хайнеса, которого почему-то прозывали Святым, второй раз пришлось обращаться к тому же помощнику и брать с собой Лоэзию. Она хорошо запоминала дорогу.

Лабораторию заполняло множество предметов неясного предназначения. Ёрделу они не мешали, порой он просто отодвигал их к стенам, а иногда находил что-то нужное.

– Тут так холодно, – поёжилась Лоэзия и обеспокоенно посмотрела на тёмного, который в любую погоду ходил в одном и том же.

Девушку тут же окутал кокон тепла, даже Юдришу перепало, чтобы оборотень не ворчал и не погнал их наверх слишком рано. Ёрдел его, конечно, не слушал, но без Лоэзии было как-то… не так. Тёмный не понимал, чего именно ему не хватало, но здесь, в подземной комнате, он не хотел находиться в одиночестве.

Одиночество.

Он лишь недавно начал понимать смысл этого слова.

Одиночество – это когда ты один и при этом тебе не хочется быть одному.

– Зачем мы здесь? – Лоэзия с любопытством осмотрелась.

Ёрдел не знал. Точнее, он пока не понимал.

По углам помещения и в центре потолка вспыхнули осветительные шары, и яркий свет залил три длинных стола – два у стен и один по центру, – заставленных стеклянными сосудами, непонятными тёмному инструментами и заваленными кипами чистой бумаги. В левой половине комнаты у потухшего камина стояло два плетёных кресла, широких, с подушками и пледами.

Юдриш сразу прошёл к камину и занялся растопкой.

Лоэзия тихонечко подошла к господину Тёмному сзади и выглянула из-за его плеча. Он как раз вытащил из кармана замызганную бумажку и теперь старательно разглаживал её на столе. Графитные линии полустёрлись, смазались, но девушка различила очертания крыла. И как заворожённая уставилась на пальцы господина Ёрдела, почти сплошь покрытые голубоватыми пятнами окаменевшей кожи. Тёмный голубым ногтем отчертил крайнее маховое перо, нарисованное очень небрежно.

– Это не птица, а крыло. Господин, а вы встречали искусственные крылья?

– Крылья нет, но идеи встречал. Трудноосуществимо. Сложность разработки, энергия, деньги… Хочешь попробовать?

Вопрос был задан не ему, но…

Ёрдел с трудом понимал собственные эмоции, но сейчас ему казалось, что он хочет попробовать.

Пальцы нащупали графит и вытянули из стопки лист, и тёмный начал уверенно набрасывать другой рисунок, куда более аккуратный и точный. Лоэзия, приоткрыв ротик от любопытства, подалась вперёд, рассматривая всё более явно проступающие на бумаге очертания руки. Дух захватывало от того, насколько реалистичной получалась картинка.

– Вы умеете рисовать? – поражённо выдохнула девушка.

Ёрдел не понял вопроса. Он видел в голове образ и наносил его на бумагу. У него не возникало мыслей, как это сделать, не болела голова от усилий,