Единственные - Ольга Вечная

Если он скажет, что мы не сработаемся, я буду выглядеть искренне удивленной.

— Полина, ты бы не могла меня сориентировать по этим вопросам? — Ветров протягивает мне лист с текстом.

Быстро пробегаю глазами. Там перечислены некоторые обязанности медсестер — все по регламенту. Эти функции мы выполняем изо дня в день.

— Что именно вас интересует?

— Как организовывается работа. Кто это делает. В какое время. Бывают ли сбои.

Я киваю и начинаю рассказывать. Все это может сообщить ему старшая медсестра, да и, если уж на то пошло, зава по травме данная информация касается едва ли. Если он начнет лично контролировать подобные нюансы, ему будет некогда оперировать. Ветров может спросить с Софьи Ашотовны, только если случится сбой, который поставит под угрозу работу. А такого у нас не было ни разу.

Кажется, Илья Викторович просто знакомится с персоналом. Слушает внимательно, одобрительно кивает.

— Еще что-нибудь? — спрашиваю я, закончив. Совершенно серьезная, уверенная в себе. Ничего личного. Будь на его месте любой другой человек, вела бы себя точно так же.

Мои волосы туго связаны на затылке, из одежды сегодня — нежно-розовая роба по размеру. На лице ноль косметики.

Он смотрит на меня. Я невольно увлекаюсь и начинаю считать крошечные мимические морщинки у его глаз, рассматриваю залом между бровями, который стал глубже, чем я помнила.

Как всегда, короткая стрижка, открытый, умный, пытливый взгляд. На него, этот самый взгляд, я и купилась семь лет назад, обратив внимание на симпатичного парня в Тиндере. Наврала про возраст, будто я старше, и затеяла диалог. Опускаю глаза и натыкаюсь на его руки. Крупные ладони, длинные ровные пальцы. Костяшки в белых шрамах после операций. На чуть смуглой коже эти штришки особенно заметны. Вскидываю глаза, категорически запрещая себе чувствовать вину.

Я не хотела ему зла. Я просто любила его так, как только умела в те годы.

— Еще что-нибудь, Илья Викторович? — повторяю вопрос равнодушным голосом.

— Спасибо, Полина. Только один момент: я хочу сразу прояснить, что, несмотря на наше с тобой прошлое, я бы хотел, чтобы в больнице мы придерживались субординации и нейтрального отношения друг к другу. Как бы там ни было, здесь главное — пациенты.

— Илья Викторович, вы думаете, я вам планирую истерики устраивать? — Надеюсь, искреннее недоумение в моем голосе хотя бы немного поцарапает его отполированную самооценку.

У самой поджилки трясутся, но на лице по-прежнему ноль эмоций.

— Не хотелось бы. — Он склоняет голову чуть набок, как делал это раньше. Хмурится. — Я надеюсь на четкую продуктивную работу.

— Не беспокойтесь по этому поводу. Я успешно перелистнула ту страницу. Мы были молоды, наломали дров. Я уже давно совсем другой человек.

— Вижу. И горжусь тобой.

Тамара Витальевна права: какой же скотина! Гордится он!

— Я сама собой горжусь, Илья Викторович, — соглашаюсь я. — Вы тоже молодец. Отличное место, и все это в тридцать пять лет, после серьезной травмы. Головокружительный успех.

— Разрыв нам обоим пошел на пользу.

— Именно.

Я поднимаюсь с места и иду к выходу.

— Полина, — окликает он меня каким-то другим тоном, когда я уже у двери. Не деловым. Не как зав медсестру, а как мужчина женщину.

Я стою к нему спиной. Жутко! Стра-ашно! На мгновение кажется, что он сейчас подойдет, закроет дверь, прижмет меня к стене. Боже, я метр семьдесят пять ростом, далеко не Дюймовочка, но он-то вообще под два метра!

Я почти чувствую запах его тела. Крестик, что болтается под моей робой, начинает гореть. Планировала его снять перед сменой, чтобы Ветров, не дай бог, не увидел, что я все еще ношу его подарок. Но за пять лет я так сильно привыкла к этой детали своего образа, относилась к кусочку металла как к талисману, что не решилась. Талисман для меня намного важнее того, что может нафантазировать себе новый завотделением сочетанной травматологии. Я больше не стану ничего в себе менять во имя этого мужчины.

— Что? — оборачиваюсь.

— Позови ко мне Веру.

— Конечно.

Я была права: Ветров знакомится с персоналом, хочет составить личное мнение о каждом медике, начиная с хирургов и заканчивая санитарками. Ну что ж. Я здесь работаю три года — посмотрим, насколько хватит его. Не зря должность считается проклятой.

Впрочем, я довольна, что мы выяснили отношения, теперь можно продолжать спокойно работать.

— Полина, иди мойся. В шестую операционную, — говорит мне старшая медсестра, едва я захожу в нашу комнату.

Киваю и выбегаю в коридор. К черту личное — меня ждет работа.

Вечером в магазине на меня косо смотрит женщина. Все потому, что я загляделась на ее мужа. Раньше со мной такого не было, но спустя три года работы начала замечать своих пациентов на улицах, в магазинах и даже однажды в спортзале.

Нечасто, конечно. Но иногда… Впервые я увидела молодого парня, который шел в обнимку с девушкой по набережной. Ему было всего семнадцать, его рука покоилась на ее заднице, девица звонко хохотала. Весело и непринужденно.

Меня как громом поразило! Этого парня пару лет назад доставили к нам в тяжелом состоянии. Наша бригада справилась блестяще. И вот он гуляет по городу с любимой, смеется. У него вся жизнь впереди. Сегодняшний мужчина в супермаркете — это пятый такой случай.

Заметив странный взгляд его жены, я быстро отворачиваюсь, но улыбку побороть не могу. Нас, богинь оперблока, пациенты в лицо не знают. Мы не ставим им капельницы, не раздаем градусники и таблетки. Чаще всего, когда пациенты попадают в нашу обитель, они без сознания.

Но мы их помним. Не всех, конечно. По-разному бывает.

На телефон падает сообщение. Я снимаю перчатку, сую ее в карман пальто.

— Газзи, еще пять минут, и