"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

class="p1">А Питер Равински уже уверенно пересекал зал. Он остановился возле нее у зеркальной стены и, положив руку на поручень, представился:

— Я Питер Равински, врач–психиатр.

— Я слышала о вас, ответила Мария, — мистер Кэпвелл рассказывал мне о вас.

— Тем лучше, — психиатр осмотрелся по сторонам, — мы могли бы с вами поговорить в более спокойной обстановке?

— Подождите, я должна окончить урок. Ведь здесь столько родителей, детей. Мы готовим концерт, сейчас у меня нет времени на разговоры. Если вы согласитесь немного подождать? — Мария вопросительно посмотрела на него.

Мистер Равински пожал плечами.

— Что ж, я могу подождать.

— А еще лучше, — спохватилась Мария и заулыбалась, — если вы нам немного поможете.

— Помочь? Я? — психиатр явно растерялся.

— Ну, конечно, это не сложно. Если это вас не затруднит.

— Но я не умею танцевать, — развел руками Питер Равински, — я никогда не занимался хореографией.

— А вам и не нужно танцевать. Вы будете изображать, — Мария отошла от него несколько шагов и окинула его оценочным взглядом, — вы будете изображать дерево.

— Какое?

— Конечно же, зеленое и с листьями.

— Я? Дерево?

— Да, это не сложно. Я вам сейчас объясню, — и не дожидаясь согласия, Мария подозвала к себе девочек.

— Сейчас мы будем отрабатывать танец вокруг дерева. Вот это мистер Равински, он будет изображать одиноко стоящее дерево, а вы — ураган. Вы носитесь вокруг него, пытаетесь сорвать листья, обступаете со всех сторон, налетаете на него, как торнадо, и хотите вырвать с корнем.

— Не очень‑то веселая перспектива, — пробормотал психиатр.

Но Мария уже взяла его за руку и вывела в центр зала.

Мистер Равински, поднимите руки вверх.

— Но я смущаюсь, — растерялся психиатр.

— Ничего, это будет хорошая терапия для вас. Поднимайте руки.

Психиатр послушно поднял руки и растопырил пальцы.

— Отлично, вы похожи на дерево, — удовлетворенно произнесла Мария. — Девочки! Начали!

Она трижды хлопнула в ладоши, пианист ударил по клавишам, а девочки, взявшись за руки завертелись вокруг смущенного психиатра.

Он старался изображать из себя дерево, но это ему почти не удавалось.

— Выше руки! — почти приказала ему Мария.

Теперь Марии показалось, что девочки бегут не слишком быстро, она разомкнула их кольцо, схватила за руки и принялась увлекать по кругу.

Питер Равински смотрел, как мелькают вокруг него лица, сменяясь одно другим, у него начала кружиться голова. Ему казалось, что это не девочки носятся вокруг него, а действительно, летает ветер. Лица смазывались в одно, он слышал возбужденное дыхание детей, их смех, выкрики, радостные возгласы.

— А теперь обступаем, — скомандовала Мария, отпустила руки девочек и, вытянув вперед ладони, приблизилась к психиатру. То же самое сделали все танцующие.

Возле лица психиатра замелькали розовые ладошки с растопыренными пальчиками. Ему показалось, что их сотни. Он испуганно оглянулся, но лес ладоней обступал его со всех сторон.

— Сильнее, сильнее! Вы же торнадо! — выкрикивала Мария Робертсон, перекрывая музыку.

Девочки, прогнувшись, отступили и вновь волной подкатили к психиатру. Их пальцы извивались, трепетали возле его лица.

«Боже, я сейчас потеряю сознание от этого беспрерывного мелькания и кружения», — подумал Питер.

Он опустил руки и прикрыл ими лицо, а музыка продолжала греметь в его ушах. Он слышал распоряжение Марии Робертсон, слышал легкие шаги девочек, ощущал тепло их ладоней.

— Вы — ветер! Кружитесь, кружитесь!

И шум, и шуршание вокруг психиатра усилились.

— Вы же — дерево, — обратилась к нему Мария, — поднимите ветви!

Питер лихорадочно вздернул вверх руки и принялся ими махать из стороны в сторону, наклоняясь за руками и телом. Игра захватила его, он перестал стесняться, почувствовал себя раскованным, хотя и видел, как улыбаются девочки, глядя на его неуклюжие движения.

А Мария подбадривающе кивнула ему. И все началось снова.

Девочки кружились, ветер проносился по залу от их бега, а психиатр уже вполне сносно изображал из себя дерево.

Наконец, музыка стихла и раздались аплодисменты родителей. Захлопали и дети, а Питер Равински раскланялся на все четыре стороны.

— У вас неплохо получается, — подошла к нему Мария.

— Я старался, — ответил психиатр.

— Как жаль, что вы не сможете принять участие в нашем концерте.

— А почему бы и нет? — Питер задумался.

— Вы по возрасту не подходите. Роль дерева у нас должен изображать двенадцатилетний Эрик, но сегодня он, к сожалению, подвернул ногу. И вот вам пришлось его заменять.

— Жаль, я бы с удовольствием выступил.

Питеру Равински пришлось пережить еще один ураган, пока наконец Мария Робертсон не закончила урок хореографии.

Девочки отправились переодеваться, танцевальный зал понемногу опустел.

Мария набросила на плечи толстый свитер и завязала рукава на груди.

— Мы будем говорить здесь? — спросил психиатр.

— Нет, лучше выйдем во двор. Сюда могут войти и помешать разговору.

— Тогда ведите меня.

Мария Робертсон и Питер Равински проследовали в небольшой внутренний дворик школы. Здесь было очень тихо и солнечно.

Они уселись на ступеньки крыльца черного хода, и Мария посмотрела на психиатра.

— Вас, наверное, интересуют мои отношения с мистером Кэпвеллом? — улыбнулась она. — Иначе бы вы не пришли ко мне. Ведь я же, слава Богу, не попадала в авиакатастрофу.

— Конечно, — согласился психиатр. — Вы давно знаете мистера Кэпвелла?

— Знаю‑то я его давно, но мы очень долго не виделись и наша последняя встреча произошла совсем недавно.

— А почему он приехал именно к вам, миссис Робертсон? Ведь у него есть родственники. Кто‑то же беспокоился о его судьбе? А он почему‑то с места катастрофы отправился к вам.

— Не знаю, — пожала плечами Мария.

— А как он сам объясняет свое появление?

— Ничем не объяснял, просто появился в моем доме, как из небытия.

— Вы были удивлены.

— Конечно, но удивление прошло быстро, мистер Равински. Я вновь почувствовала себя его доброй знакомой, хотя мы не виделись очень много лет.

— Понятно, — кивнул психиатр, — он, наверное, попытался вернуться в прошлое, где был счастлив.

— Возможно, — задумалась Мария.

— Извините за нескромный вопрос, но вы были с ним когда‑то счастливы?

— Не знаю, если можно назвать детское увлечение счастьем, то да.

— Вас связывает только дружба?

Мария задумчиво посмотрела на раскачивающийся флагшток над крышей школы.

— Возможно, мне и