"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Мейсон пожал плечами.

— Как желаете, миссис Синклер, — он резко вывернул руль, и машина, вильнув перед носом у автобуса, уткнулась в тротуар.

Марта, не удержавшись, схватилась руками за переднюю панель.

Она повернулась к двери, но Мейсон опустил защелку.

— Выпустите меня! — кричала женщина.

— Я не думаю, что вы этого хотите, — мягко произнес Мейсон.

По лицу Марты Синклер текли слезы.

— Выпустите, прошу вас, выпустите, — твердила она.

Она дергала ручку, а Мейсон пытался ее уговорить.

— Вы должны остаться. Со мной вы действительно находитесь в безопасности. Я понимаю, чего вы боитесь. Вы боитесь моих разговоров о смерти. Конечно, не хочется считать себя мертвецом. Но посмотрите за окно.

Марта, повинуясь его словам, посмотрела на снующих по тротуару пешеходов.

— Видите, — говорил Мейсон, — они все ходят, улыбаются, делают покупки, но каждый из них думает о смерти, потому что у каждого из них над головой занесено острие ее меча. А мы с вами уже прошли через это и поэтому находимся в полной безопасности. Что может случиться с мертвецом? Страшнее того, что с нами произошло, уже никогда не случится.

Мейсон коснулся своей рукой ее ладони. Марта почувствовала, какие холодные у него руки и тут же выдернула свои пальцы.

— Я вас боюсь, — прошептала она, но попытки покинуть машину уже не предпринимала.

Мейсон улыбнулся, отпустил защелку. Но и после этого Марта не притронулась к ручке.

— Мистер Кэпвелл, вы можете считать так, как вам хочется, как вам удобнее. Но я не умерла, я не думала о собственной смерти.

— О чем же вы думали, миссис Синклер?

— Я думала о том, как спасти своего сына. Я думала о нем, только о нем.

И Марта Синклер поднесла к лицу ладони с растопыренными пальцами, словно бы хотела прикрыть лицо, но замерла, глядя на свои дрожащие руки.

Мейсон вспомнил, как впервые увидел Марту Синклер…

…Она сидела на коленях в задымленном проходе вот так же глядя на свои растопыренные пальцы. А вокруг клубился дым, горела изоляция, из глубины салонов доносились стоны раненых.

Стоя между креслами, он заметил ее мертвого ребенка, которого сама Марта не видела или не хотела видеть. Он видел его окровавленное и изуродованное тельце, неестественно заломленные ручки, запрокинутую головку — помочь ему уже ничем было нельзя…

«Может, Марта Синклер видела своего ребенка, — подумал Мейсон, — но ей легче думать, что он потерялся в дыму. Но как бы она ни думала, она приходит к одному выводу, что стала причиной смерти собственного сына. А с этим тяжело жить».

Марта Синклер, не выдержав пристального взгляда Мейсона, склонила голову. Она уже не вытирала слез, только вздрагивала, глядя на свои напряженно раскрытые ладони.

Наконец, женщина словно бы испугавшись этого напряжения, прижала руки к груди, сцепила пальцы. Мейсон даже услышал, как хрустнули суставы.

"Наверное, ей очень тяжело", — подумал он.

И опасаясь, что женщина снова расцепит пальцы и будет смотреть на свои напряженные ладони, схватил ее за руки.

Марта с удивлением и с благодарностью посмотрела на него. Она догадалась — этот мужчина все понял.

И Мейсон, словно в подтверждение ее мыслям, кивнул головой и улыбнулся.

Улыбка была горькой.

ГЛАВА 11

Разноцветная феерия под дребезжащие звуки рояля. Равински очень похож на одинокое дерево. Возвращение туда, где было хорошо. Что значит — наполнить человека чувством любви. Нелегкие проблемы психиатра.

Мария Робертсон давала урок хореографии в танцевальном классе школы.

Вокруг нее кружились девочки в легких кружевных пачках. Мария хлопала в ладоши, отбивая такты музыки, и давала команды.

Она радовалась тому, что девочки двигаются так слаженно и уверенно. Даже если бы она захотела, то не нашла бы ни малейшего изъяна в их сегодняшнем танце.

Но время от времени, скорее по привычке, она поправляла их:

— Выше головку.

— Тяните носок.

— Быстрее, быстрее.

— Слушайте музыку, — руководила Мария.

Довольные родители сидели вдоль стен на низких длинных скамейках и с умилением смотрели на танец своих детей.

Старое концертное пианино со смятыми деками наполняло огромный танцевальный зал резкими звуками. Но оттого, что это были именно танцы, а не прослушивание, поэтому дребезжащий звук инструмента казался здесь уместным.

Огромные зеркала на стенах отражали всю эту разноцветную феерию, сосредоточенные лица детей, взмахи их рук. Девочки, пробегая мимо зеркальной стены, бросали короткие взгляды на свои отражения.

Все были счастливы, довольны жизнью и самими собой.

Мария Робертсон, казалось, забыла обо всех проблемах.

Она остановилась у пианино и смотрела, как войлочные молоточки барабанят по струнам. Полированная стенка инструмента отражала распахнутое окно и залитый солнечным светом сад.

Мария смотрела на длинные пальцы концертмейстера, немолодого мужчины в темных очках. Тот не смотрел на клавиши, руки его привычно и уверенно летали над клавиатурой.

— Мистер Смит, — попросила его Мария, — прибавьте, пожалуйста, немного темпа.

Пальцы пианиста замелькали еще быстрее, а девочки, казалось, летали, оторвавшись от пола.

Дверь танцевального зала распахнулась, и на пороге возник психиатр Питер Равински. Но его никто не заметил. Мистер Равински стал осматриваться, словно выбирал, к кому бы обратиться.

Родители и сама Мария Робертсон приняли его за одного из отцов танцующих детей.

Пока Питер Равински осторожно пробирался вдоль стены к самому инструменту, Мария уже отошла в глубину зала.

Психиатр, пригнувшись к уху пианиста, почти прокричал ему:

— Где я могу найти миссис Робертсон?

Концертмейстер, не прерывая игры, неопределенно кивнул головой куда‑то за спину.

Питеру Равински пришлось продолжать поиски самому.

Он посмотрел в глубину зала и сразу же понял — Мария Робертсон — это та стройная приятная женщина в коротком спортивном платье, опирающаяся на поручень у зеркальной стены.

Он приветливо помахал ей рукой и улыбнулся.

Мария близоруко прищурилась и не очень уверенно помахала в ответ — она не могла припомнить, где видела этого мужчину.

Питер Равински попытался подозвать Марию к себе, но звуки музыки заглушили его голос. Тогда, сложив ладони рупором, он прокричал:

— Миссис Робертсон, мне нужно с вами поговорить!

— Что? — крикнула Мария с другого конца зала, но поняла, что объясниться им не позволит пианино.

Она громко три раза хлопнула в ладоши, и пианист снял руки с клавиш, а девочки еще по инерции продолжали танцевать.