Королевы Крестовых походов - Элисон Уэйр

1242 года был созван первый настоящий английский парламент – по сути, Большой совет магнатов, на котором король предложил вторгнуться во Францию, но бароны не поддержали идею и обрушились на Лузиньянов с критикой. «Вы на свой страх и риск слишком сильно доверились и обещали участие печально известным лордам, [на которых] нельзя полагаться, поскольку они много раз совершали предательство», – заявили магнаты королю. Они самоуверенно предоставили Генриху гроши в виде налогов, заставив урезать расходы.

До конца долгого правления Генриха парламенты собирались, как правило, не реже одного раза в год. В течение нескольких лет число их участников не увеличивалось, однако консультативная роль парламентов усиливалась.

Королю пришлось требовать выплаты феодальных податей, налагать взыскания и собирать налоги с евреев, благодаря чему он сумел снарядить внушительную армию. На Пасху Людовик призвал баронов к войне.

5 апреля Генрих издал хартию, чтобы обеспечить Алиеноре приемлемое наследство, если он погибнет, сражаясь с французами. 14 апреля он приобрел золото, чтобы изготовить для своей «любимой королевы» пояс, и выплатил долг за застежки, альбу[30] и столу[31], которые ранее преподнес в дар Вестминстерскому аббатству «для причащения королевы»426.

Как и бароны, Алиенора возражала против участия Генриха в войне, но по другой причине. Она опасалась, что в случае его смерти Ричард Корнуоллский, который трижды восставал против брата, попытается захватить корону, поэтому заручилась поддержкой и покровительством своих дядей. Генрих был полон решимости сделать все, чтобы престол беспрепятственно перешел к лорду Эдуарду, и приказал передать стратегически важные замки на границе с Уэльсом королеве для нужд сына, если погибнет во время военной кампании. В апреле хранителям замков Дувр и Кенилуэрт было приказано не передавать их «никому, за исключением короля, а в случае смерти короля – никому, кроме королевы Алиеноры. Если же Алиенора не сможет лично приехать, то никому, кроме одного из ее дядей»427. Благодаря проискам Алиеноры Ричард не смог бы стать ни регентом, ни опекуном принца. Алиенора сама возглавила бы регентский совет.

Ричард разгневался из-за того, что его оттеснили, но Генрих и Алиенора нашли способ его успокоить. Первая жена Ричарда, Изабелла, дочь Уильяма Маршала, умерла в 1240 году. Когда Ричард посетил Прованс на обратном пути со Святой земли, его сразила красота Санчи, сестры Алиеноры. Генрих и Алиенора знали об этом и были уверены, что, если Ричард женится на Санче, его интересы естественным образом совпадут с интересами партии королевы и Ричарду придется поддерживать политику Генриха. Алиенора настаивала на этом браке, рассчитывая не только нейтрализовать предполагаемого врага, но также перевезти сестру в Англию. Генрих сделал Ричарду предложение, от которого тот пришел в восторг, хотя затребовал для невесты крупный свадебный подарок, который Алиенора убедила Генриха выплатить.

Весной Пьера Савойского и Пьера из Эгбланша отправили в Прованс для заключения брака. 17 июля стороны подписали брачный контракт, и в Тарасконе состоялась свадьба по доверенности, но из-за войны с Францией Санче было слишком опасно ехать в Англию.

К этому времени Генрих завершил подготовку к вторжению в Пуату. 9 мая в сопровождении Алиеноры, которая находилась на позднем сроке беременности, Ричарда Корнуоллского и многочисленной свиты он отплыл из Портсмута и через одиннадцать дней прибыл в Руайан в Гаскони. Пятидесятитрехлетняя Изабелла ждала на причале и «с превеликой нежностью» поцеловала Генриха, когда тот сошел на берег.

«Милый сын, – сказала она, – у вас доброе сердце, раз вы явились на помощь матери, которую сыновья Бланки Испанской вознамерились подло растоптать. Дай Бог, пусть выйдет не так, как они задумали». Гуго вышел вперед и подарил Генриху поцелуй, который позже король назовет «поцелуем Иуды»428.

Генрих отправил Алиенору в безопасное место, в Ла-Реоль, в тридцати семи милях к юго-востоку от Бордо, чтобы она родила ребенка, пока он будет сражаться с французами. Гуго пообещал привести столько солдат, сколько Генрих пожелает, рассчитывая на поддержку союзников из Пуату, которые «горели желанием встретиться лицом к лицу с королем Франции»429. Однако Генрих пришел в смятение, обнаружив, что их объединенные силы насчитывали всего около тридцати тысяч человек, тогда как Людовик собрал пятьдесят тысяч воинов и уже подавил восстание в Пуату.

Генрих не был лишен отваги, но, как показали дальнейшие события, не обладал талантами военачальника. В мае, когда Людовик и Альфонс захватили Ла-Марш, он вступил на французские земли Пуату, но затем поспешил на юг к Алиеноре, которая заболела и, опасаясь угодить в плен к гасконским повстанцам, была вынуждена покинуть Ла-Реоль и искать более безопасного убежища в Бордо, где ее встретили не менее холодно. Как позже вспоминал Симон де Монфор в письме Генриху, гасконцы «не проявили сострадания к королеве во время беременности, когда она захворала в Ла-Реоле и когда разрешилась от бремени в Бордо». Присутствие Генриха разрядило обстановку. 25 июня у королевы родилась дочь, которую окрестили Беатрисой. Отец называл ее Прекрасная Би.

Чрезмерно пышные торжества по случаю рождения дочери задержали отъезд короля в Пуату, что обернулось катастрофой, поскольку Людовик захватывал город за городом. Наконец 21 июля армии встретились при Тайбуре, где Людовик устроил ловушку, а Генрих и Гуго сломя голову бросились навстречу сокрушительному поражению. Генрих чудом спасся от плена благодаря героизму своего брата Ричарда, который, переодевшись пилигримом, пересек французские границы и заключил с Людовиком однодневное перемирие, дав Генриху время отойти в Сент. Но Людовик погнался за ним и захватил Сентонж, вынудив английского короля еще раз с позором отступить, поскольку сторонники из Пуату покинули его. Симон де Монфор был потрясен. «Вас следовало захватить и посадить под замок!» – бушевал он, обращаясь к королю.

За этим неизбежно последовали новые взаимные обвинения. Пуатевинцы отвернулись от Генриха, и его разгневанные бароны разошлись по домам, преисполненные презрения к его военным неудачам. Людовик так и не простил Лузиньянам предательства. «Самой безумной была глупость [графа] Ла-Марша, который безрассудно бросил войска против короля; он поступил так в угоду жене, чья неосмотрительность никогда не приводила к более опрометчивым поступкам»430. Гуго осудил Генриха за бегство, а тот пожаловался, что Гуго привел меньше войск, чем обещал. Матвей Парижский пересказал диалог, который состоялся между ними в июле, когда Генрих спросил Гуго: «Как насчет вашего обещания? Разве не вы отправляли нам страстные послания, умоляя приехать? Разве не вы обещали привести столько солдат, сколько мы пожелаем, – все как один горящих желанием встретиться лицом к лицу с королем Франции?» – «Я никогда не говорил ничего подобного», – заявил Гуго. «У моего камергера есть ваше письмо соответствующего содержания», – парировал Генрих. «Я его не писал