Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

мою книгу и опубликовать ее – причина, по которой я никогда не писал тебе об этом, в том, что до сегодняшнего утра я и не подозревал, что это свершившийся факт. Ты сказал мне в Англии в прошлом году, что говорил с немецкими издателями и что они приняли книгу, но я больше ничего не слышал об этом до сегодняшнего дня…

Надеюсь, ты примешь это письмо как полное и достаточное извинение за то, что я не написал тебе, спасибо за твой щедрый и добрый интерес к этому вопросу. Я прекрасно понимаю, что публикацией своей книги не только в Швеции, но и в Германии я обязан твоим усилиям, и хочу, чтобы ты понял, как глубоко я тронут и благодарен за все, что ты сделал, и как сильно сожалею о том, что тебе пришлось столкнуться с трудностями. Смогу ли я когда-нибудь оправдать те замечательные слова, которые ты сказал о моей книге, не знаю, но я постараюсь, и сейчас стараюсь от всего сердца; и если я не могу сделать это сейчас, то, возможно, когда-нибудь смогу. Но я никогда не забуду того, что ты сказал или сделал, твоя похвала и сильное одобрение поразили меня, как удар благотворной молнии, это был один из самых щедрых и прекрасных поступков, о которых я когда-либо знал или слышал, и я никогда этого не забуду.

Я живу в Бруклине, мой адрес Каламбия Хайтс, 111, телефон 4-0189, и я хотел бы как-нибудь увидеться с тобой и миссис Льюис. Если ты слишком занят, ничего страшного, но я надеюсь, что мы сможем встретиться. Я не часто выхожу в свет. Я работаю. У меня есть великолепный материал для книги, но так ли я хорош, как материал, это уже другое дело. До свидания, Ред, удачи и здоровья, и большое спасибо за то, что ты сделал. Год назад ты говорил мне что-то о Максе Перкинсе. Я хочу сказать тебе, что он искренне и от всего сердца восхищается твоим гением и силой как романиста, он, как и я, считает, что твой талант уникален и неизменен, что нет никого, подобного тебе, и что если в будущем они будут читать какие-либо из наших книг, им придется считаться с тобой. Ты можешь подумать, что я собираю похвалы в ведро с помощью совка, но это не так. Я обрушиваю на тебя это ведро, и более того, я имею в виду каждый слог и каждую букву.

Надеюсь, вы все здоровы и счастливы, я шлю вам свои самые лучшие и теплые пожелания в Новом году.

Следующая короткая записка была оставлена на столе Перкинса вместе с рукописью, вероятно, «Портрета Баскома Хока», которая была принята журналом «Скрибнерс» 28 января 1932 года и опубликована в апрельском номере 1932 года. В несколько ином виде она представлена в романе «О Времени и о Реке» на страницах 104-111, 116-130, 132, 136-141, 141-150, 177-184, 185-186 и 192.

Максвеллу Перкинсу

[Январь, 1932?]

Дорогой Макс:

Часть этого письма была написана некоторое время назад, часть совсем недавно, и довольно быстро. Я просто попытался описать человека, что касается сюжета, то его нет, но есть идея, которая, как мне кажется, довольно проста, я всегда хотел сказать что-то о стариках и молодых людях, и это то, что я попытался сделать.

Надеюсь, этот человек покажется вам реальным и живым, в нем есть единство того чувства, о котором я говорил. Я мог бы описать его гораздо больше, но я хочу, чтобы вы увидели его таким. Пожалуйста, прочтите рассказ.

Генри А. Уэсталлу

[Каламбия Хайтс, 111]

[Бруклин, Нью-Йорк]

[январь, 1932 года]

Дорогой дядя Генри:

Большое спасибо за ваше письмо. Я с облегчением узнал, что мама добралась благополучно [мать Вулфа приехала навестить его в Бруклине, а затем отправилась к своему брату, мистеру Уэсталлу, в Норт-Рединг, штат Массачусетс], и с сожалением узнал, что она плохо себя чувствует: Надеюсь, теперь ей лучше. … Я искренне благодарю вас за любезное приглашение приехать в гости. Боюсь, что в настоящее время я не могу совершить такую поездку, но уверяю вас, ничто не доставит мне большего удовольствия, если я снова приеду в Бостон…

Я принимаю к сведению ваши слова о преимуществах уединения и тишины для писателя. Я полностью с этим согласен, но легче ли это получить в маленьком городе, чем в большом, я не знаю. Мне кажется, что человек может найти сравнительный покой и уединение среди толпы людей в большом городе, а в маленьком городке его будут преследовать и беспокоить все – женские литературные клубы, торговые палаты и искатели любопытства, особенно если он достиг хоть какой-то степени известности и успеха. К сожалению, у меня такой темперамент, что меня легко расстраивают и отвлекают внешние раздражители, и я постоянно прилагаю усилия, чтобы контролировать это, но мне кажется, что человек добьется своего, где бы он ни находился, если он достаточно сильно этого хочет. Мне вспоминается высказывание поэта Горация, которое кажется мне одним из самых верных и мудрых, которые я когда-либо слышал: «Ты можешь поменять небо, но не душу» и, соответственно, я чувствую, что было бы неразумно переезжать из моего нынешнего дома, в котором я живу, пока я не закончу работу. Я чувствую, что это было бы неразумно, потому что моя склонность бродить и скитаться в поисках покоя и безопасности, которые я должен найти внутри себя, и хотя я могу когда-нибудь принять ваше предложение и переехать в более тихое и маленькое местечко, я не буду этого делать, пока не закончу работу, которую я поставил перед собой в настоящее время.

Мама, конечно, прожила долгую жизнь и многое повидала, но я не думаю, что она или кто-то из моих близких родственников очень хорошо понимает, в чем заключаются трудности художника, через какую боль и усилия проходит человек, чтобы создать что-то хорошее. Мою семью, например, больше волновали сплетни и скандалы жителей Эшвилла, по поводу моей книги, чем сама книга: они до сих пор рассказывают мне, что сказал о ней один из эшвиллских мясников, бакалейщиков или адвокатов, и я не думаю, что они когда-либо задавались вопросом, есть ли у книги литературные достоинства или нет, когда позже они прочитали в различных газетах мнения критиков о том, что книга действительно имеет достоинства, и услышали, что она также хорошо продается, они решили, что это и был успех. Поймите, дядя Генри, что я ни словом не осуждаю никого из моей