Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

и, возможно, ему так же хорошо и весело с новой пассией, как когда-то было со мной. Да, я тоже замужем и не храню святую верность нашей любви, но Джиён прекрасно знает, какие отношения между мной и Сынри, как мы далеки друг от друга душой, как мало вещей нас единит. А что я знаю об очередных отношениях Джиёна? Ничего. Понимая, что в клинике уже ничего не добьюсь и ничем не помогу, я отправилась домой, всё ещё думая о Драконе, хотя до звонка была уверена, что мои мысли он занять не сможет, в то время как Сынри в коме. Оказалось, что я ошиблась. Джиён пёкся о моей безопасности и пытался предотвратить разоблачение наших отношений, но почему мне всё это виделось чем-то инерционным? Как хвост пролетевшей кометы. Она уже не вернётся, но что-то пока напоминает о ней. Заботило ли в действительности Джиёна моё существование? Что он думал и чувствовал сейчас? Я знала его однажды лучше, чем кто-либо другой, но спустя четыре месяца он превратился в чужого и неизвестного, в этом всегда был секрет Дракона, он абсолютно искренен и не врёт, он признаётся, сознаётся и открывается, но, хотя ты услышал его, продолжаешь понимать, что есть что-то ещё, другое, потаённое, под замком, и эти ларцы с секретами распахивать можно бесконечно. Потому что Джиён всегда, говоря, подразумевает больше, чем можно сказать, и это вроде бы очевидно, но пока не столкнёшься с тем, как он проявит себя, не поймёшь, что было между строк. По моему отсутствию, продлившемуся всю ночь, и так было ясно – что-то случилось, но когда Настя и Ваня увидели моё посеревшее и озабоченное лицо, им стало вдвойне тревожно. Однако всего масштаба беды они узнать не могли. Раньше, до Сингапура, в который меня снова так любезно позвали – пригласили – поманили (действительно ли я нормальная, соглашаться на такое?!), мы в семье делились друг с другом всем, не имея никаких тайн и секретов. Да и что скрывать? Жизнь была простой и прозрачной, банальной, как у всех, с той лишь разницей, что у нас – пятерых детей Беловых, не было тех познаний и развлечений, до которых дотягивалась другая молодёжь наших лет, мама и папа опекали нашу невинность, наше детство, свято соблюдали традиции по пословице «всему своё время», и при желании нам выдать нечто за личное бы не получилось. Теперь всё изменилось, и дело не в том, что появились вещи, за которые мне стыдно, или которые, я считала, ещё не по возрасту младшим брату и сестре. Я не хотела заставлять их бояться за себя, а потому об угрозах родственников Сынри упоминать не собиралась. - С ним что-то серьёзное? – хмуро задал вопрос Ваня в прихожей, где я скидывала с ног балетки. Ещё в прошлом году моя гордость, моя защита – мой сильный братик, крепкая стена, встречавшая меня с электрички. В нынешнем дне я знала, что в некоторых ситуациях он не поможет, не спасёт, не испугает реально существующее, не киношное зло. Настя стояла рядом, интересующаяся не меньше. - Да, всё очень плохо, - вынужденно признала я, переживая эту боль. Нет, конечно, я не могла назвать чувства к мужу любовью, но я не была к нему безразлична, я не была к нему настроена отрицательно, как когда-то. Я дорожила им, и хотела для этого человека только лучшего, пусть он не всегда того заслуживал. Но я старалась не думать сейчас о его грехах прошлого, считая злорадство неуместным по отношению к тому, с кем вступил в брак. – Состояние Сынри критическое. - А с чем он так вдруг свалился-то? – задал брат вопрос, который я как раз и не хотела услышать. Я не специалист в медицине, чтобы правдоподобно выдумать диагноз. А впрочем, разве Ваня специалист? - Тромб… где-то в сосудах… очень опасно. - Вот тебе и молодой мужик, - цокнул Ваня языком, пропуская меня на кухню, но идя следом. Я налила себе холодной воды и стала жадно глотать. Что ответить вечером Джиёну? Неужели я полечу в Сингапур? Господи, за что мне это? За нами в кухню вошла и Настя. Она прокомментировала: - Я читала в газете, что болезни сосудов – бич нашего века, это всё неподвижный образ жизни, сидячая работа в офисах и жирная пища. И алкоголь. Наверное, - сделала сноску сестра, поймав мой взгляд, - он же не злоупотреблял? - Нет, конечно, - покачала я головой, чувствуя, что силы мои на исходе, и мне нужно отдохнуть. Если Сынри и пил, то дорогие вина, и по хорошим поводам, вроде отменного секса с очередной купленной девственницей… Или свадьбы с ней же несколькими месяцами спустя. Видела ли я его пьющим просто так? Не могла вспомнить, да и голова сейчас не варила. – Извините, я в клинике столкнулась со свекровью и сестрой Сынри, а у нас с ними плохие отношения, так что я вымоталась, пойду, полежу. Хотите, можете погулять по Сеулу без меня, если не боитесь заблудиться. Я упала в спальне на кровать, но сон пришёл не сразу. Я успела снова услышать внутри себя разговор с Джиёном, чей голос по-прежнему скользил по душе, мягко, но коварно. Как будто по венам ползёт змея, как та самая в какой-то части Гарри Поттера, что шипела на понятном только ей и ему языке за стеной. Так и Дракона слышала лишь я, хотя слушали многие. Или я много на себя беру? Зачем я ему в Сингапуре? Я не могла поверить в то, что это для моей безопасности, хотя других причин не находилось, кроме как той, о которой я ему и сказала: чтобы избавиться от нас обоих, и захватить деньги Сынри. Ну, или опять жестоко позабавиться надо мной каким-то образом. Джиёна бы остановило от очередного развлечения надо мной сообщение о том, что я жду от него ребёнка? Мне это даже не любопытно, потому что я не хочу рисковать и проверять. Мне страшно подумать, что Джиён может придумать ещё более изысканные и извращенные опыты над моими нервами, когда определит во мне будущее материнство. Я ведь доверяла ему безоговорочно ещё в апреле, когда покидала Сингапур, как думала, навсегда. Куда это всё делось? Почему я вновь чувствую вражду и отстранённость, ведь ничего не изменилось, кроме того, что мы давно не виделись? Поспала я до обеда, после чего озадачилась другим: если придётся улететь, то как быть