Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

уезда: генерал-майора Николая Васильевича Васильчикова, майора Гаврилу Хрисанфовича Дорогого, который после отставки жил до самой смерти в Порхове, генерал-майора Николая Степановича Карамышева, майора Алексея Ивановича Кострова, гвардии капитана и кавалера Григория Ивановича Крекшина, подполковника Константина Ивановича Крекшина, генерал-лейтенанта Сергея Михайловича Лихардова, генерал-майора Евграфа Дмитриевича Мышецкого, генерал-майора Тутолмина, вступивших в дворянское ополчение Порховского уезда Петра Васильевича Бороздина, Павла Петровича Зиновьева и Александра Ивановича Забелина. Как хотите, но язык не поворачивается сказать, что Порхов в Отечественную войну «не представлял ничего замечательного по истории».

Что же до портрета и гипсового бюста Витгенштейна, то порховское дворянство, желавшее поднести их графу, выглядело довольно скромно на губернском фоне. Новоржевское дворянство хотело поднести Витгенштейну золотую медаль с его портретом и подобающей такому случаю надписью, дворяне Великих Лук собирались соорудить ему памятник. По общему мнению уездных предводителей дворянства, памятник Петру Христиановичу следовало поставить в Пскове на площади перед Троицким собором, а в зале губернского Дворянского собрания – бюст губернатора князя Шаховского. Витгенштейн, узнав об этих инициативах от Шаховского, отказался от всех этих почестей. Памятник герою сражения под Клястицами, преградившему путь маршалу Удино на Санкт-Петербург, и командующему Псковским ополчением все же поставили, но через двести лет, и не в Пскове, а в Печорах. Что тут скажешь… Лучше поздно, чем никогда.

Тринадцать случаев неповиновения

Война окончилась, и началась мирная жизнь. Впрочем, в Порховском уезде послевоенные лет пятнадцать мирными можно было назвать лишь с большой натяжкой, и причиной тому были постоянные крестьянские волнения. Самые масштабные беспорядки случились в имении помещика Кашталинского, крестьяне которого подали жалобу Александру Первому. В этой жалобе их поверенный писал: «…С половины нынешнего 1817 г., то есть с июня месяца достался во владение племяннику его родному Федору Степановичу Кашталинскому, по приказанию которого управляющий вотчиною его бурмистр дер. Соснович Ягнен Иванов делает со всей вотчины господина моего отяготительные и весьма несносные поборы. А именно, из числа доставшихся ему, г. Кашталинскому от покойного дяди его во владения 5500 душ, сверх взыемленного положенного ежегодного оброку 10 000 руб., собрал за нынешний 1817 г., 6000 руб., а сверх сего чрез одни чинимые им совершенно несносные побои и мучения в течение сего 1817 г. августа месяца, якобы по несостоянию его на вспомоществование 22 000 руб. со всех прописных имеющихся у него во владении душ; да еще сверх такового всякого следуемого взыскания, со всей состоящей под владением его вотчины крестьян собрал в нынешнем году хлеба, как то ржаною мукою и овсом 500 четвертей, да вместо производимого при покойном дяде его платежа 10 руб. собирает ныне за каждую крестьянскую девушку по 30 руб. …Через таковые несносные и отяготительные, сверх всякого положенного взыскания поборы пришли мы вконец до крайнего разорения и совершенной бедности, и не довольно не в состоянии оплачивать должные поборы, но и не в силах пропитывать свои семейства». Пять лет пять с половиной тысяч крестьян жаловались и отказывались работать на помещика. Пять лет во владения Кашталинского приезжали разбираться уездные и губернские власти, приезжал псковский губернатор и, как ultima ratio, прибывали воинские части.

Только в 1826 году в Порховском уезде было тринадцать случаев неповиновения крепостных крестьян владельцам. Да и как им было повиноваться, если, к примеру, у помещика Сергиевского они должны были пять дней в неделю работать на барщине или платить 100 рублей оброка – сумму по тем временам огромную. Самыми масштабными в тот год были волнения крестьян в имениях помещиков Ноинского и Цеэ. Катализатором послужили слухи об ожидаемом освобождении от крепостной зависимости. Под влиянием этих слухов крестьяне… нет, не взяли вилы и не подняли на них своих помещиков, а написали жалобу Николаю Первому и эту жалобу отправили с ходоками в столицу.

«Всеавгустейший монарх, всемилостивейший государь! Изливаемые вашего императорского величества милости и отеческое попечение верноподданным своим, а паче угнетенным и обиженным подали дух смелости пасть пред стопами в. и. в. со всеподданнейшею нашею просьбою. Жительство мы имеем Псковской губ. Порховского у. Дегожского погоста выставки Городовинка в сельце Крутцы, господина 5-го класса Адама Ивановича Ноинского крепостные крестьяне, которому мы платили с ревизской души по 30 руб. в год исправно; напоследок он наложил на нас по 11 руб. 50 коп., а всего 41 руб. 50 коп., притом исправляем, сверх положенного оброка, земскую и плитную ломку, которую возим на своих лошадях в сельцо Крутцы; из состоящих при оной вотчине рощей доставляем в то ж село для господского строения леса; посеянный нами лен берет без всякой цены якобы за оброк, каковой нами платится исправно, а что стоит оный, цены нам не объявляет; а некоторых отобрал в треплю льна и никакого платежа за оное не производит, а кто из таковых не явится по случаю болезни или других случившихся домашних обстоятельств, штрафуют по 2 руб. в сутки. Плотники и каменщики находятся в работе в свое время, сверх положенного на них оброка; прочих также штрафует по 25 руб. в сутки, а у коих нет, наказывает жестоко; ежели есть с состоянием, с таковых берет по 100 и налагает сверх оных по 200 руб.; в том числе взял с не имеющего состояния 55 руб., а наложил 75 руб., а смотря по состоянию 260 руб., а наложил 640 руб. штрафу. А у некоторых взял с двора последнюю корову, да последних разорил, из того числа лишились своих домов и находятся в бегах. За всем тем – управляющий господина нашего Михаила Федоров сын Гофмейстер нередко наказывает без причины, равно бурмистр Филипп Павлов, что описываем по сущей справедливости и долгу присяги. Всемилостивейший государь, воззри отеческим милосердным оком на сие наше прошение и соблаговоли ниспослать высочайшую в. и. в. милость и защиту как нам, угнетенным и разоренным, так и семейству нашему, каковою, всемилостивейшей монарх, совершенно осчастливишь нас, всего 1700 душ крестьян. В. и. в. всемилостивейшего государя верноподданные крестьяне г. Ноинского Яков Леонов сын Костыгов и Лука Иванов сын Капитонов»[125].

До города Санкт-Петербурга ходоки добрались, а до императора, понятное дело, не получилось. Императорское «отеческое попечение верноподданным своим, а паче угнетенным и обиженным» состояло в том, что из столицы их отправили за казенный счет домой, да еще и под стражей, а жалобы переслали псковскому губернатору. Самое удивительное, что вернувшиеся ходоки распространили среди крестьян слухи о том, что «всех тех крестьян, кои объявят неудовольствие на своих помещиков, государь император отпустит на волю». Теперь уже крестьяне перешли от слов к