Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

«По ходатайству граждан, в воспоминание этого посещения Божия, Государем Императором в 1831 году разрешено каждогодно, 21 июня, обходить город крестным ходом; а в годину бедствий, 1848 года, с разрешения архиепископа Нафанаила, была принесена из Никандровой пустыни икона преподобного Никандра[128] и с нею совершен вокруг города крестный ход. Но чтобы более увековечить между жителями Порхова это моровое поветрие и избавление от него молитвами угодника Никандра, они исходатайствовали от Святейшего Синода, с разрешения Государя Императора, каждогодно, 15 числа мая месяца, приносить в Порхов из Никандровой пустыни икону преподобного с крестным ходом и совершать такое же хождение вокруг города с местными иконами. К этому же времени стекается множество народу в Никандрову пустынь, а оттуда 15 мая – в Порхов. Икона преподобного остается в городе на семь дней. Крестный ход этот установлен в 1855 году. На все время пребывания в городе иконы на содержание монашествующих отпускается из городских сумм 100 рублей».

Вообще религиозная жизнь в Порхове того времени била ключом – одних только крестных ходов в городе и его окрестностях проходило в год не меньше десятка: в январе, в день Богоявления, ходили на реку для водоосвящения; в апреле на площадь перед собором для молебна в память избавления государя императора Александра Николаевича от угрожавшей ему опасности; после Пасхи в день Преполовения Пятидесятницы на реку для водоосвящения и потом вокруг крепостной стены с пением литии по убиенным воинам; 15 мая, как уже говорилось, крестным ходом встречали икону преподобного Никандра; на следующий день обходили вокруг города с местными и принесенными из Никандровой пустыни иконами; в конце мая шли крестным ходом в Никандрову пустынь, сопровождая икону преподобного Никандра; в середине июня в день Тихона Амафунтского в Тихоновскую часовню, а оттуда в часовню Святой Мученицы Параскевы; 21 июня вокруг города в память о холере 1831 года; через три дня в церковь Иоанна Предтечи, а оттуда в Иоанновскую часовню; 1 августа в день Изнесения Честных Древ Животворящего Креста Господня, на реку для водоосвящения. И это не считая крестных ходов микрорайонного значения в Троицкую часовню, в часовню Духа Святого и в часовню Святого Георгия Победоносца.

Раз уж зашла речь о религиозной жизни порховичей, то скажем и об открытии в 1835 году четырехклассного духовного училища, в котором обучалось до ста детей священнослужителей. Программа обучения в этом училище фактически приближалась к программе первых четырех классов гимназий, и потому, кроме обычных арифметики, грамматики русского языка, географии и Священного Писания, детям преподавали латынь, греческий и грамматику славянского языка.

О светской жизни городского населения в первой половине XIX века сведений дошло до нас куда меньше, и потому тут всякое лыко в строку. В 1828 году через Порхов из Нежина в Петербург после окончания гимназии проезжал девятнадцатилетний Николай Гоголь. Конечно, он мог бы задержаться, написать в Порхове «Сорочинскую ярмарку», «Майскую ночь» или, на худой конец, «Ганса Кюхельгартена» и уж потом со всем этим ехать покорять столицу, но… Часто проезжал по дороге на малую родину в село Новоспасское на Смоленщине и обратно в Петербург Михаил Иванович Глинка. В августе 1840 года в одном из писем Анне Петровне Керн он писал: «Лошади тащили шагом по раскаленному песку, и на каждой станции меня держали по три и по четыре часа, так что едва уже к вечеру я добрался до Порхова, сделав менее 60 верст в день. От Порхова же за то решился ехать и ночь…» Точно так же не стал ночевать в Порхове главный герой запрещенного в России Николаем Первым романа Александра Дюма «Учитель фехтования»: «В начале следующего дня я был в небольшой деревеньке, Бежанице, а в четвертом часу дня – в Порхове, старом городе, расположенном на реке Шелони… Меня искушало желание переночевать здесь, но комната для приезжих оказалась так грязна, что я предпочел продолжать путь». Неоднократно проезжал через Порхов Тарас Шевченко, и не просто проезжал, а упомянул в своей повести «Музыкант» и обветшавшую крепость, и Шелонь, и даже мыловаренный завод Жукова.

В 1841 году Николай Первый по всеподданнейшему докладу председателя Попечительного о тюрьмах общества разрешил открыть уездный тюремный комитет в Порхове и утвердил избранных лиц в звании членов этого комитета. Конечно, это не открытие бутылки Veuve Clicquot или мыловаренного завода и даже не открытие богадельни, но тоже событие, пусть и уездного масштаба.

Дом купца Расчухаева

Отдельной главы в истории Порхова первой половины XIX века заслуживает описание мытарств уездного училища. После его образования оно помещалось в деревянном доме, пожертвованном порховским дворянством. Пожертвованный дом оказался настолько ветхим, что пришлось училищу снимать частную квартиру в доме купца Тарасова за 10 рублей в месяц. Старый дом продали за пять тысяч и решили купить новый. То есть не новый, а такой, в котором можно будет заниматься, не опасаясь за здоровье учеников и учителей. Приискать подходящий дом оказалось очень сложно. Все лучшие и подходящие дома в городе были заняты постоем военных. Нужен был дом, состоящий как минимум из четырех, а лучше пяти комнат. Аренда такого дома могла стоить от 300 до 500 рублей в год. Мало того, что таких денег у училища не было, так еще и никто из состоятельных порховичей не хотел сдавать принадлежащий ему дом под училище. Нашелся купец Калашников, заявивший – если училищное начальство выхлопочет освобождение его дома от воинского постоя, то он отдаст его за 180 рублей, хотя раньше он просил 350. Училищное начальство в лице энергичного смотрителя Пономарева достучалось до псковского губернатора, но тот помочь не захотел. Тогда Пономарев предложил Порховской городской думе освободить дом Калашникова от постоя ввиду отдачи его под училище, но… и тут получил решительный отказ. К тому времени уездное училище уже тринадцать лет ютилось в двух съемных комнатах, потому что город на наем помещения отпускал всего 120 рублей в год и на эти деньги можно было снять только две комнаты, причем одну занимало приходское училище, а вторую уездное. Оба класса уездного училища помещались в одной комнате. То есть 100 рублей из городских сумм на содержание монахов из Никандровой пустыни в течение недели во время крестного хода было не жалко, а добавить училищу денег, чтобы не ютилось в двух комнатах… В уездном в то время числилось два десятка учеников. Наконец в 1827 году для училища сняли дом купца Расчухаева[129], который согласился сдать дом на 10 рублей дешевле, чем купец Калашников. В этом доме было пять