Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

комнат, и уездному училищу отдали две. Количество учеников сразу увеличилось вдвое и все равно было очень и очень небольшим для такого города, как Порхов. Министерство народного просвещения стало спрашивать у руководства училища почему, и оказалось, что не теснота тому виной, а нежелание родителей отдавать детей учиться. Кроме того, выяснилось, что программу обучения фактически формировало не Министерство народного просвещения, не учителя, а… родители. Например, на уроки Закона Божьего папы и мамы, у которых редкий месяц обходился без крестного хода, а то и двух, детей часто не пускали. Начальству отвечали просто – им не в церковники идти. Хватит и катехизиса. Точно по такой же причине пропускали уроки физики и геометрии. Учили, потому что пригодится, русский язык, чистописание, арифметику, отечественную историю и географию, но, как показал опрос, с удовольствием ходили только на рисование. Поэтому смотритель Порховского уездного училища, уставший воевать с родителями, просил, чтобы из программы обучения убрали геометрию и всеобщую историю, а курс Закона Божьего существенно сократили[130]. Все же после смены двух смотрителей и директора дела наладились, и в 1847 году по результатам ревизии училищем остались довольны по всем предметам, кроме математики. Пошли год за годом благодарности учителям, а в 1855 году и всему штату училища. И все бы хорошо, но в 1858 году училище сгорело.

Перед тем как рассказать о пожаре, в нескольких словах расскажем об участии Порхова и уезда в Крымской войне. Вот об этом уж точно можно сказать словами краеведа Анисимова об участии Порхова в войне с французами: «Порхов не представлял ничего замечательного по истории». Осенью 1854 года через город прошли по направлению в Крым три полка лейб-гвардейцев – конных гренадер, улан, гусаров и две лейб-гвардейские батареи. Встречал их в городе хлебом с солью городской голова. Нижним чинам от городского общества было выделено на каждого по фунту говядины, по калачу и по чарке водки. Генералам и офицерам конных гренадер и артиллерийских батарей уездное дворянство дало обед, а офицеров уланского и гусарского полков пригласили на балы. Кроме этого, севастопольцам и их семьям, потерявшим имущество, порховичи собрали 141 рубль и 57 копеек серебром. Это все об участии Порхова в Крымской кампании.

Теперь о пожаре. В середине августа 1858 года от топки деревянной бани при доме училища начался пожар, во время которого при сильном ветре сгорели дом училища, Троицкая и Благовещенская церкви, два каменных гостиных ряда с полусотней лавок, деревянный мясной ряд, сорок семь обывательских домов, дом городских присутственных мест, богадельня Жукова, духовное правление и еще двадцать две деревянные лавки. Убыток оценили в 300 000 рублей серебром. Через месяц, в конце сентября, сгорело еще восемьдесят домов по Петербургской улице от центра города до самой заставы, с прилегавшими к ней переулками. В начале октября снова пожар…

После третьего пожара в Порхов приехал псковский губернатор Муравьев и по результатам осмотра города написал министру внутренних дел: «Без особого пособия от правительства город не может восстановиться в продолжение нескольких десятков лет, ибо пожарами истреблены до основания самая лучшая часть города и почти все без исключения имевшееся у жителей движимое имущество и товары торговцев».

В память об этих пожарах жители города заказали икону и поместили ее в городском Троицком соборе с надписью «Сей образ Нерукотворного Спаса устроен усердием граждан города Порхова в память двукратного посещения Божия и двух соборов в 1858 г. 16 августа и 19 сентября, начался пожар в 2 часа по полудни». Последнее, однако, относится скорее к религиозной, нежели к светской жизни.

И еще о светской жизни. В 1847 году городское собрание, состоявшее большей частью из мещан, собиралось по поводу исключения из общества мещанина за кражу, а через два года Порховская городская дума требовала провести совещание по вопросу исключения нескольких мещанских детей из городского общества за то, что они избили мещанку Секумену Дестеву. Кстати, об избиениях. В 1862 году, через год после отмены крепостного права, в разгар выяснения отношений между помещиками и крестьянами, освобожденными без земли, в Порхове жестоко избили мирового посредника Володимерова, призванного эти поземельные отношения улаживать миром. Избили не крестьяне, а дворяне. Скандал получился таким громким, что статью о нем под названием «Несчастие в Порхове» написал для столичного журнала «Современник» не кто-нибудь, а сам Салтыков-Щедрин. Двенадцать человек полтора часа избивали одного из-за того… Впрочем, тут лучше процитировать очерк: «К чести мировых посредников Псковской губернии, или по крайней мере северной половины этой губернии, надо сказать, что они до такой степени умели с самого начала отрешиться от сословного духа, от эгоизма того сословия, к которому они принадлежат по происхождению, что на первых же порах им удалось овладеть совершенным доверием крестьян. Как люди независимые по своему положению, мировые посредники предпочли оставаться независимыми и по духу, по направлению, стать выше сословных интересов… и приводить в исполнение Положение 19 февраля в том самом духе, который создал его. Оттого-то и не могут простить псковским мировым посредникам некоторые из дворян… Люди ретроградной партии есть везде, но в Псковской губернии едва ли не всего более представителей эта партия имеет в Порховском уезде… Над г. Володимеровым люди ретроградной партии в Порхове, люди старых порядков, старались выместить похороненное крепостное право, о котором они втайне до сих пор сожалеют…» Такая вот светская хроника уездного разлива… Статью, кстати, опубликовать не удалось. По цензурным соображениям.

Освобождение крестьян в Порховском уезде сопровождалось беспорядками сразу в двадцати шести помещичьих имениях. Пришлось вводить в эти имения воинские команды. Еще перед самым манифестом порховский исправник сообщал псковским властям: «В Порховском уезде дух своеволия крестьян и неповиновение их владельцам усиливается до такой степени, что недостаточно одних убеждений полиции без строгих мер». Строгие меры не заставили себя долго ждать. Зачинщики беспорядков были наказаны. Псковский губернатор объехал все места волнений и дополнительно разъяснил крестьянам их обязанности. Крестьяне Порховского уезда должны были уплатить помещику за надел в пять десятин земли полторы сотни рублей, и это при том, что рыночная цена десятины не поднималась выше 10 рублей. Вот и выходило, что две третьих суммы за землю составляла фактическая цена за освобождение. Рядом, кстати, была Прибалтика, в которой крестьян освободили еще при Александре Первом – пусть и без земли, но без какого-либо за себя выкупа. Мало того, еще и средний размер крестьянского надела после реформы сократился на пятую часть. Удивительно не то, что беспорядки имели место, а то, что их было так мало.

Реформой