Скотленд-Ярд. Самые громкие убийства, которые расследовала полиция Лондона - Саймон Рид

чистыми, без рваных краев; вероятно, их произвела сильная и умелая рука. Гейб предположил, что убийца, скорее всего, мясник или врач. Нижнюю часть ног отсекли «посередине коленного сустава», сделав разрез через связки, чтобы не пришлось резать кость. Кисти рук удалили сходным образом: лезвие «мастерски прошло через запястья, в том месте, где это легче всего проделать тому, кто привык рассекать конечности». На мешке, в который завернули туловище, имелся (к несчастью для преступника?) ярлык с надписью «Холодильный склад „Ла-Плата“, Аргентина». Это придавало еще больше правдоподобия гипотезе насчет мясника{86}[827].

Под сорочкой (с кружевными оборками) на туловище был надет жилет. А под ним, на животе расчлененной женщины, Гейб обнаружил сложенный пополам бумажный пакет коричневого цвета. Развернув его, врач увидел коротенькое безграмотное послание, написанное угловатым почерком: «СУЧЯ БЕЛГИЯ», — то есть, надо полагать, «сучья бельгийка». С начала войны более 200 000 бельгийцев покинули свою разгромленную родину и перебрались в Британию — это был «самый масштабный единичный приток» беженцев за всю британскую историю. Многие из домов на Риджент-сквер, разбитые на отдельные квартиры и сдаваемые в субаренду, стали пристанищем для бельгийских изгнанников. Может быть, речь идет о ксенофобском преступлении? На простыне, в которую завернули туловище, обнаружили метку прачечной: значки «11 H» [латинская буква H], вышитые красной хлопковой нитью и подчеркнутые. Коммерческие прачечные использовали такие пометки, чтобы указывать, как надо обращаться при стирке с данным предметом одежды или белья. Разные прачечные применяли разные обозначения, так что подобная вышивка становилась «бесценным источником идентификации для полицейских служб»[828].

Хотя площадь Риджент-сквер находилась на территории, подведомственной управлению E (Холборн), само убийство могло произойти и за ее пределами. Поэтому Фредерик (Фред) Уэнсли, главный инспектор{87} из CID, принял на себя общее руководство расследованием. Уэнсли обладал громадным опытом полицейской работы: он поступил на службу в Столичную полицию еще в 1888 году. Подобно многим ровесникам, прошел суровую школу ученичества, патрулируя ночные трущобы Уайтчепела во время череды убийств, которые приписывали Джеку-потрошителю. По словам самого Уэнсли, для всякого молодого полисмена то была «лучшая тренировочная площадка, какую только можно представить». «Мужчины и женщины, готовые на всякое преступление, ютились в здешних перенаселенных трущобах и бесчисленных дешевеньких меблированных комнатах, — писал он. — Организованные банды отчаявшихся мужчин и парней со смертоносным оружием в руках кишмя кишели на улицах, терроризируя целые районы… занимаясь более или менее открытым грабежом повсюду, где выпадала такая возможность». Убийства здесь тоже частенько случались, трупы «нередко находили на улице, зачастую — возле непотребных домов». Такие условия позволили Уэнсли близко видеть деятельность детективов. Он влился в их ряды в октябре 1895 года, когда его перевели в CID[829].

«Чем больше я наблюдал детективную работу, тем больше она меня зачаровывала, — вспоминал он в более поздние годы. — Ей было свойственно бесконечное разнообразие, которое манило больше, чем всякий спорт или какие-нибудь развлечения. При такой работе и мозг, и все тело должны постоянно быть в тонусе. Я занимался ею в любые часы дня и ночи, зимой и летом». Когда-то Уэнсли был трезвенником, но теперь ему пришлось изменить своим привычкам, «поскольку ни один информатор не станет доверять полисмену, который отказывается с ним выпить». В 1909 году Уэнсли получил Королевскую полицейскую медаль «за выдающиеся заслуги». Два года спустя заслужил множество похвал, под огнем вынеся в безопасное место тяжело раненного коллегу во время Осады Сидней-стрит{88}. Еще один подвиг Уэнсли: он вступил в драку «с вооруженным убийцей на крыше дома, сумел схватить его и доставить на землю, а в конечном счете — и на эшафот»[830].

В 1912 году Уэнсли дослужился до старшего инспектора. В сентябре 1916 года главный инспектор CID Альфред Уорд погиб во время налета цеппелинов, и Уэнсли назначили ему на смену. До самой отставки (которая случится в 1929 году) он будет служить «по сути, оперативным руководителем всех детективов Столичной полиции»[831].

* * *

Новость о пометке на простыне появилась в газетах в субботу, 3 ноября, на другой день после того, как пометка была обнаружена. В то же субботнее утро миссис Томас, хозяйка прачечной, располагавшейся на Шарлотт-стрит, примерно в миле от Риджент-сквер, явилась в полицию. Она рассказала, что помечала так предметы одежды и постельное белье, принадлежащие клиентке по имени Эмильен Жерар, которую вроде бы никто не видел уже несколько дней. Миссис Томас дала полиции адрес своей клиентки: Манстер-сквер, 50, — в этом доме пропавшая снимала маленькую квартирку. Уже в середине дня Уэнсли отправил туда своих людей.

Квартирная хозяйка Мэри Рауз рассказала детективам, что в последний раз видела «мадам Жерар» несколькими днями раньше — вечером в среду, 31 октября. Эмильен и ее муж Поль поселились здесь 3 апреля. На фотографии Эмильен выглядела женщиной лет тридцати, «с довольно полным лицом и шапкой светлых вьющихся волос». Из анкеты, которую пара заполнила при вселении, явствовало, что она родилась в 1886 году в Руане. Супруги недолго прожили в этой квартире вместе: Поль, работавший шеф-поваром в одном из отелей Оксфорд-стрит, вскоре уплыл на континент сражаться в рядах французской армии[832].

Едва он отбыл, Эмильен стала проводить время в обществе мужчины, которого называла братом мужа{89}.

— Конечно же, — поспешила уточнить Рауз, — это еще не означало ничего неприличного, и я никогда не замечала между ними ничего такого, что не походило бы на обычные отношения между подобными «родственниками».

Однажды, когда Эмильен навещала мужа во Франции, этот «родственник» даже внес за нее квартирную плату. Кроме того, Мэри сообщила: вчера он еще раз заглянул — сообщить, что Эмильен недели две не будет в городе, но в ее отсутствие привезут мешок картошки[833].

Между тем Аделаида Честер, соседка пропавшей, предположила, что отношения Эмильен с этим мужчиной выходили за рамки чисто родственных.

— Однажды, — рассказывала она, — на углу Манстер-сквер они меня обогнали, и я слышала, как они страшно ругаются друг с другом по-французски. Ее-то я в последний раз видела за неделю до того, как она пропала. Спросила, как у нее дела. «Да все в порядке, — отвечает, — но я чувствую себя такой несчастной». Я спрашиваю: «Почему?» Но она ничего не сказала, только плечами пожала[834].

С особым интересом детективы узнали, что Эмильен в свое время получила ужасный (прямо-таки обезображивающий) шрам на правой кисти — вследствие несчастного случая на кухне, когда жарила что-то в кипящем жире. Стало понятно, для чего убийце понадобилось отсекать жертве кисти