"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Количество выпитого им за те несколько дней, которые последовали за смертью Мэри Маккормик, было вполне соизмеримо с объемом спиртного, которое он поглотил за всю предыдущую жизнь. Однако на этом для него отнюдь не закончилась тесная дружба со спиртным. То, что Мейсону пришлось пережить позднее, потребовало не менее героических усилий в борьбе, а порой и в сотрудничестве с зеленым змием. Поскольку капиталы, которыми он сейчас располагал, приходилось тратить, в первую очередь, на продукты перегонки злаковых растений, то наиболее подходящим местом жительства оказался для Мейсона мотель.

Если говорить совершенно откровенно, то ни название мотеля, ни города, в котором он был расположен, ни даже штата, где он оказался, Мейсон не мог бы вспомнить даже под страхом смерти. Ему трудно было бы определить и количество времени, которое он провел в этом непрерывном, сменяющимся лишь тяжелыми периодами забытья, оторванном состоянии. Возможно, прошло несколько дней, возможно, неделя, а может быть, две — постоянно застилавший глаза мутный туман не позволял ему осознать, где он находится и что будет дальше.

Маленький городок размерами в одну главную улицу и несколько магазинов был для Мейсона сейчас самым подходящим местом. По крайней мере, здесь никто не спрашивал его о том, зачем и откуда он приехал и сколько намеревается пробыть. Задаток в двадцать долларов, который Мейсон оставил хозяину мотеля, представлявшего собой несколько чудом сохранившихся, наверное, еще со времен гражданской войны Севера и Юга строений был вполне доволен этой внушительной по здешним меркам суммой и в чужие дела не лез. Впрочем, если бы его даже охватил внезапный приступ любопытства, ничего конкретного у Мейсона узнать он не смог, поскольку перманентное состояние алкогольного опьянения не позволяло ему даже раскрыть рот. Все, на что он был сейчас способен — это простые слова, вроде «двойной», «еще двойной», «сколько» и «до завтра».

Поскольку городишко, в котором застрял Мейсон, не был избалован обилием питейных заведений, хозяин единственного бара, он же, по совместительству, местный шериф, уже через два дня принимал Мейсона как старого знакомого и, как это бывает свойственно жителям подобных захолустных местечек, отпускал ему спиртное в кредит. Вообще‑то с его стороны это было весьма непредусмотрительно, потому что о намерениях Мейсона не знал даже он сам. Вполне могло бы так случиться, что Мейсона на следующее утро не оказалось бы в городе. Однако на сей раз деревенское простодушие и открытость не сослужили хозяину бара дурную службу. Мейсон появлялся здесь с похвальной регулярностью каждое утро и, что самое удивительное, всегда расплачивался за накопившиеся долги.

Виной тому были, очевидно, некоторые моменты просветления, обычно посещавшие Мейсона по утрам. Они длились недолго, однако этого вполне хватало для того, чтобы совершить несколько добрых поступков. Во–первых, с врожденной любезностью Мейсон всегда справлялся о здоровье хозяина мотеля, попутно намекая на необходимость сменить белье. Однако с той же регулярностью его просьбы оставались без ответа, что, впрочем, Мейсона по вечерам не слишком волновало, поскольку в свой номер он прибывал на автопилоте, и грязное белье уже не могло его волновать.

Во–вторых, каждое утро для Мейсона начиналось с того, что он смотрелся в полированную зеркальную поверхность стального кейса, пытаясь разобраться в том, хватает у него сил взяться за дела, связанные с наследством мистера Лоуренса Максвелла, богача из Нью–Йорка. И каждый раз, день за днем, эта встреча с собственным опухшим лицом и покрасневшими от непрерывного пьянства глазами заканчивалась для Мейсона позорной капитуляцией. Ощущая изрядную трусость перед самим собой и грядущей неизвестностью, он снова забрасывал стальной чемоданчик на крышу покосившегося платяного шкафа в дальнем углу не слишком просторной комнаты и, слегка приведя в порядок измятый костюм, торил путь в знакомый трактир.

Это не могло продолжаться слишком долго по той простой причине, что организм Мейсона, хоть и закаленный в давнем знакомстве со спиртным, стал понемногу сдавать в этой борьбе с многократными перегрузками.

Однажды утром Мейсон очнулся, как ему показалось, оттого, что его сознание на некоторое время покинуло тело и как бы повисло в воздухе. В нескольких словах это можно было описать так: Мейсон видел себя словно со стороны. Его, будто лишенное души, тело ничком лежало на кровати. О том, чтобы снимать верхнюю одежду и обувь, он уже успел позабыть. А потому любой, кто увидел бы его сейчас со стороны, непременно вызвал местного шерифа и доктора для освидетельствования трупа. Единственное, что позволяло причислить Мейсона к числу живых — изредка вздрагивавшее левое веко. Однако по серо–землистому цвету лица и полураскрытому рту невнимательный наблюдатель вполне мог бы счесть Мейсона Кэпвелла историей.

После того, как немного повитав под потолком дешевого мотеля, сознание вернулось к Мейсону, он вдруг вскочил как ошпаренный. Хотя до встречи с Лили Лайт и, соответственно, до полного и окончательного решения распрощаться с алкоголем, было еще далеко, в сознании Мейсона прочно поселилась мысль о необходимости хотя бы временно вернуться к нормальной жизни. Вообще‑то ему даже на мгновение показалось, будто жизнь покинула его бренное тело, однако после того, как глаза его раскрылись и взгляд упал на тусклый отсвет, который в лучах утреннего солнца мог давать только стальной кейс с кодовым замком, Мейсону стало ясно, чем он будет заниматься в ближайшие несколько недель.

Дела мистера Лоуренса Максвелла не могли больше ждать. Неуплаченный долг, который все это время жег ему душу, теперь побудил Мейсона к действиям.

Понимая, что длительные размышления могут привести к очередному приступу трусости, сопровождаемому уговорами типа «есть еще время», «куда торопиться», «ты плохо себя чувствуешь», Мейсон направился в ванную. Назвать клетушку, которая была снабжена раковиной с позеленевшим медным краном и гипертрофированных размеров эмалированным тазиком, ванной комнатой мог только очень большой фантазер. Но Мейсону большего и не надо было.

Отвернув проржавевшую ручку крана до упора и сунув голову под струю холодной воды, Мейсон стоял нагнувшись до тех пор, пока не почувствовал, что у него начинают покрываться инеем мозги. Именно этого Мейсон и хотел. Если бы не эта встряска, ему вряд ли удалось бы избавиться от полубессознательного оцепенения, в котором он пребывал в последнее время. Закрыв кран, Мейсон не без удивления обнаружил, что на вбитом в стену гвозде висит чистое полотенце. Очевидно, вежливые, повторявшиеся каждое утро хотя и не совсем твердым голосом просьбы о смене белья, все‑таки подействовали. «Вежливость — поистине королевское достоинство», — отметил про себя Мейсон, набрасывая полотенце на мокрые волосы. Это незначительное на первый взгляд событие — чистое белье в номере — подвигло Мейсона на целую