"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

Заметив, что через двадцать минут отправляется самолет из Нэшвилла в Бостон, Мейсон понял, что у него еще не все потеряно, и сегодняшнюю ночь вполне можно будет встретить на Манхэттане. Вспомнив, что из Массачусетса до Нью–Йорка не больше часа полета, Мейсон тут же направился в кассу и взял билет на самолет, улетающий рейсом таким‑то в Бостон.

Возможно, виной тому было продолжавшее действовать на Мейсона пиво, возможно, то, что он уже оправился от последствий авиакатастрофы, однако Мейсон чувствовал себя вполне нормально, ступая на борт боинга семьсот тридцать семь, направлявшегося на Восточное побережье.

Лишь когда загудели турбины двигателей и самолет плавно покатился по взлетной полосе, Мейсон стал ощущать нарастающее чувство тревоги. Правда, несколько мгновений спустя он понял, что причиной тому было ощущение «дежа вю», а не настоящая реальная озабоченность.

Он вспомнил, как начинался тот рейс. Охватившая его тоска была столь глубока, что Мейсон поторопился обратиться мыслями к чему‑нибудь другому. В данной обстановке любые воспоминания были для него сейчас болезненными, потому оставалось только одно — отполированный до зеркального блеска металлический кейс с двумя кодовыми замками.

— Черт, — вполголоса выругался Мейсон, вспомнив о том, что даже не знает шифра от кодовых замков.

После того, как сидевший в соседнем кресле пассажир с удивлением посмотрел на него, Мейсон несколько поумерил пыл, и, наморщив лоб, стал напряженно размышлять над этой неразрешимой, казалось, задачей.

Постаравшись сосредоточиться и положившись на свою зрительную память, Мейсон закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Он вспоминал, как во время своего последнего полета его друг, нью–йоркский адвокат, открывал кодовый замок. Разумеется, длительное увлечение алкоголем не могло не сказаться. Однако несколько раз прокрутив в памяти эту сцену, Мейсон вспомнил комбинацию цифр и, тут же установив ее на замке, убедился в том, что память его не подвела.

В чемодане оказалось несколько бумаг, касавшихся операций с недвижимостью в различных районах Нью–Йорка и в штате Нью–Джерси, которые вел теперь уже его клиент Лоуренс Максвелл.

На самом дне чемодана лежал текст завещания Лоуренса Максвелла, датированный пятнадцатым июля. Мейсон постарался вспомнить, какое же сейчас число. Однако на сей раз усилия его памяти оказались тщетными.

Так ничего не сообразив, он был вынужден обратиться к пассажиру в соседнем кресле:

— Будьте добры, какое сегодня число? — спросил он.

Сосед, высокий сухопарый мужчина с чопорным английским выражением лица, посмотрел на Мейсона, но не выразив на словах никакого удивления, ответил:

— Двадцать девятое.

Этот ответ удовлетворил Мейсона не полностью.

— А какой месяц?

Все также сухо его сосед ответил:

— Июль.

Этого было вполне достаточно, и Мейсон снова обратился к изучению текста завещания. Из бумаги следовало, что восемь миллионов долларов мистер Лоуренс Максвелл оставил некой Вирджинии Кристенсен, владелице галереи на сорок седьмой стрит.

Еще ничего не зная о Вирджинии Кристенсен, Мейсон вдруг почему‑то подумал о Джине Кэпвелл. Собственно, он даже не мог понять, почему ему на ум пришла эта мысль. Если бы сейчас кто‑то спросил у него об этом, он так и не смог бы ответить ничего внятного. Вполне вероятно, что это продиктовал ему жизненный опыт. А может быть, виной всему было лишь некоторое сходство имен: Вирджиния, Джина.

Как бы то ни было, Мейсон внимательно изучил документ и, не найдя в нем ничего предосудительного, положил его на место. Сейчас его больше интересовали сделки с недвижимостью, которые проворачивал мистер Максвелл, и потому Мейсон погрузился в изучение закладных и текстов договоров.

Учитывая, что Мейсон был не слишком хорошим специалистом в области купли–продажи недвижимости, ему пришлось изрядно попотеть, прежде чем он убедился в том, что договоры составлены вполне грамотным юристом, и никаких ловушек для его клиента не содержат. Прочитав все, Мейсон положил бумаги назад в кейс и захлопнул крышку.

Его недоумение было вызвано тем, что документы были в полном порядке. Да, да, именно поэтому Мейсон не мог понять, что имел в виду его приятель, говоря о том, что в чемодане у него находятся бумаги огромной важности. Очевидно, купля–продажа нескольких домов могли принести занятому этими делами адвокату пару сотен тысяч долларов, но ведь в виду явно имелось не это. Может быть, что‑то не так с завещанием. Максвелл составил его по всем правилам, и никаких вопросов оно не должно было вызывать. Возможно, его приятель все‑таки имел в виду деньги…

Немного поразмыслив, Мейсон решил, что особого повода для беспокойства у него нет. Скорее всего, ему действительно придется заняться так называемым адвокатским надзором, то есть, проследить до конца за завершением сделок по недвижимости и, возможно, решить еще несколько подобных вопросов.

Еще немного поерзав в кресле, он в конце концов откинулся на спинку и, закрыв глаза, постарался уснуть. Вполне возможно, что все его опасения были напрасными, а потому наилучшим выходом из положения сейчас будет отдых. Окончательно успокоившись, Мейсон задремал.

Очевидно, в запойном пьянстве все‑таки есть какой‑то положительный момент, потому что за все время полета Мейсон ни разу не обратился мыслями к той ужасающей авиакатастрофе, в которой ему посчастливилось выжить.

Тем не менее, когда самолет коснулся колесами земли, Мейсон облегченно вздохнул. «Слава Богу, — подумал он, — есть истина в поговорке — снаряд дважды в одну и ту же воронку не падает».

Бостон в отличие от Нэшвилла встретил Мейсона вполне гостеприимно. Несмотря на то, что уже была половина девятого вечера, здесь все еще светило солнце. Правда, его предзакатные лучи уже едва освещали взлетную полосу, но нагретый за день бетон излучал такое тепло, что Мейсону даже пришлось расстегнуть верхние пуговицы рубашки.

Здесь было настоящее лето, и если бы Мейсон не поставил себе целью сегодня же к ночи попасть в Нью–Йорк, то наверняка он не удержался бы от желания побыть немного в этом уютном старинном городе, названном колыбелью американской цивилизации.

Еще в годы своей учебы в университете Мейсон часто навещал Бостон, где у него с тех пор осталось немало друзей.

Однако по странному парадоксальному стечению обстоятельств он не знал, что дворецкий дома Кэпвеллов Перл, он же Майкл Болдуин Брэдфорд–третий, был отпрыском одного из самых богатых и зажиточных семейств Бостона, что в северо–американском высшем обществе было равносильно наличию миллиардного состояния. Бостонские аристократы были для Соединенных Штатов сродни английским лордам.

Впрочем, Мейсон не знал о столь высоком происхождении Перла, потому данный вопрос мало интересовал его. Если в первые несколько минут пребывания в Бостоне его еще мучило желание позвонить кому‑нибудь из своих друзей, то,