Машина смерти - Джин Мастейн

– Как бы я хотел сделать это своими руками! Не сегодня-завтра эту мразь найдут мертвым.

Доминик рассказал Нино об этом всплеске ярости и прибавил:

– Не иначе он заразился от Роя. Никогда его таким не видел.

Нино всплеснул руками и ответил:

– Не знаю, зачем он говорил это тебе.

Данное замечание заставило Доминика поверить, что кончина Амато была уже в планах «Джемини».

– Это никогда не кончится, да?

– Никогда.

Через несколько дней после этого разговора Нино и Роуз нашли величественный с виду дом, который пришелся им по душе. Он находился в нескольких кварталах от прежнего, тоже в Бат-Бич, но на более престижной улице, к тому же с видом на прекрасный парк. Доминик пожелал новоселам всего самого хорошего и угостил их обедом. Он подозревал, что недавние доходы Нино от «Карибского кризиса» и этот дом связаны между собой, но предпочел помалкивать, потому что на той же самой неделе – к вопросу о том, что такое никогда не кончится, – Джимми Эпполито с сыном были убиты, а Нино был ранен, арестован и заключен в тюрьму.

На протяжении следующего месяца Доминик делал все, чтобы вызволить Нино: передал ему подменную пулю, принял участие в запугивании брата Патрика Пенни, – однако собственные проблемы продолжали мучить и угнетать его.

Его беспокоил вопрос, как много агенты отдела по борьбе с наркотиками знают или собираются узнать о нем во время расследования и в результате арестов Мэтти Реги и Черил Андерсон. Раньше он об этом не задумывался, но сейчас ему было просто невыносимо думать о том, как Нино и Пол отнесутся к его аресту по обвинению в продаже наркотиков. Даже в банде Роя никого ни разу не арестовывали по этому поводу, кроме Питера Ляфроша, но он был мелкой сошкой, недостойной упоминания.

Проблема с обвинениями Реги в том, что Доминик украл деньги Нино и Роя, тоже оставалась нерешенной и серьезно тревожила его. Быть может, в кокаиновом угаре он перепутал эти деньги со своими, а Рега это видел. Теперь нельзя было гарантировать, что меры по освобождению Нино сработают: дядюшка может отправиться в тюрьму до конца своих дней. В этом случае обвинения Реги могут стать основанием для показа Роем очередного фокуса с исчезновением. В последнее время Доминик много чего прочел между строк, и ничто из того, что он прочел, не сулило хорошего. И он снова вернулся к выпивке и наркотикам.

В конце октября, когда судебное разбирательство тянулось уже несколько месяцев, судья выпустил Нино под залог. Это было выдающимся достижением адвокатов Нино, с учетом того, что их клиент обвинялся в двойном убийстве и покушении на убийство полицейского. Он вернулся к себе в дом в ночь Хэллоуина, но домом этим был не бункер.

За время тридцатидневного заключения дядюшки его семья перебралась в новый дом Гаджи на Бат-Бич, после того как его мать, Мэри, и супруга, Роуз, надлежащим образом оформили покупку и провели масштабный ремонт. Пара же, которая намеревалась купить бункер, согласилась и дальше сдавать верхний этаж Доминику и Дениз.

Согласно документам, бункер всегда принадлежал только одному человеку – матери Доминика Марии. Эту тайну банда Гаджи тщательно оберегала от банды Монтильо вот уже шесть лет, с тех пор как Марии не стало. По закону дом не мог быть продан без ее разрешения. Это было проблемой, признавать существование которой никто из банды Гаджи не спешил – во всяком случае, перед Энтони Монтильо, который унаследовал бы дом или имел бы полное право его продать, знай он правду.

Эта проблема была решена 5 октября, когда Нино еще находился в больнице на Райкерс-Айленде. Записи о передаче прав новым владельцам говорят о том, что в тот день кто-то расписался в документах от лица Марии Гаджи.

Доминик не знал о том, что его мать являлась законным собственником дома, но был в курсе, что она много лет участвовала в выплате кредита. Он позвонил Энтони Монтильо и сказал ему, что Гаджи должны отдать часть выручки от продажи дома детям Энтони и Марии, Стивену и Мишель. Когда сестра Нино умерла, дядюшка обещал помогать им деньгами, но не сделал этого. Стивен сам платил за свое обучение в художественной школе, а Мишель работала на административной должности в той больнице, где умерла ее мать.

– Они должны поступить правильно, – сказал Доминик своему отчиму, – но они этого не сделают, пока ты не попросишь.

Энтони Монтильо был счастлив уже из-за того, что люди, носящие фамилию Гаджи, навсегда ушли из его жизни, подумал, что просить у них что-либо бесполезно, и не стал этого делать.

Два года Доминик метался, пытаясь устроить свою жизнь так, чтобы она не зависела от жизни Нино, но когда дядюшку выпустили под залог и тот поселился в другом месте, он почувствовал себя неуютно. Если считать те десять лет, которые он провел с ним в детстве, то они прожили под одной крышей целых шестнадцать лет. Хорошо это или плохо, но у них была своя история.

Тревожное чувство усугублялось ситуацией с Мэтти Регой, которую Нино, выйдя под залог, должен был попытаться разрешить. На кону стоял тайный мир Доминика. По его глубокому убеждению, проживание в разных домах проводило символическую черту между ним и дядей, и это произошло в самый неподходящий момент. Физическая отдаленность сама по себе означала сложности. Общение с Нино теперь оказалось затруднено, а не узнать вовремя, что́ замышляет Рой, становилось просто опасно. Доминик был уверен, что Рой имеет на него зуб еще со времен Криса. Если бы Рой захотел, он мог бы навешать на уши Нино сказок о том, как Доминик вел себя с женщинами – с точки зрения Нино, это было очень грубо. Рой с легкостью мог принизить его в глазах Нино настолько, что тот начал бы верить Реге.

Конечно, такая опасность существовала и до отъезда Нино, но теперь, мчась на американских горках кокаина и алкоголя, то взлетая в небеса, то падая с них на землю, он чувствовал себя не просто неуютно: он становился параноиком.

На встрече с Домиником Нино рассказал ему, что в ожидании суда по обвинению в продаже наркотиков Рега по-прежнему тихарился в Нью-Джерси и продолжал настаивать, как передали друзья его отца в «семье» Дженовезе, что Доминик украл тридцать тысяч долларов.

– Говорю тебе, я этого не делал.

– Ты балбес, но я тебе верю. Однако он говорит, что может это доказать.

– Пусть попробует!

Прошло три недели. На вопросы Доминика