Машина смерти - Джин Мастейн

Той ночью он сидел в своей квартире в бункере и размышлял о том, что делать дальше. Когда он был младенцем, он жил с матерью и отцом на первом этаже; когда был мальчиком – жил с матерью на втором; став взрослым мужчиной, жил на верхнем этаже с женой и детьми. Чем выше он поднимался, тем хуже все становилось. Оставался единственный логичный выход – уехать, причем не только из бункера, но и из Бруклина.

Пришел и прошел час заседания. Доминик принял решение. До этого он в общих чертах уже обрисовывал Дениз ситуацию с Регой, а сейчас сообщил ей следующее:

– Мэтти и его отец постоянно врут. У этого вранья будут последствия. Если меня и не убьют сейчас, то потом до этого все равно дойдет. С меня достаточно. Поехали в Калифорнию.

Дениз, находившаяся на четвертом месяце беременности, не возражала. Она устала постоянно отвечать на телефонные звонки Нино с вопросами о Доминике, устала от того, что ее муж постоянно отсутствует дома, гоняясь за своим «товаром». Однажды они уже начинали в Калифорнии жизнь заново – и эта жизнь вполне могла бы удаться, если бы его группа в Бруклине Back Street Blues Band взяла тайм-аут, если бы его мать не заболела и если бы не вышел фильм «Крестный отец». Если бы не все это, то Калифорния являлась всем, что было им нужно, – той сказкой, в которую женщина была бы счастлива погрузиться снова.

Дениз начала паковать чемоданы. Доминик открыл свой тайник в комнате Камарии. Он пересчитал наличность – полторы тысячи долларов – и забрал оружие, в том числе пулемет, который дал ему Педро Родригес. Потом он разбудил шестилетнюю Камарию и сообщил ей, что они едут в путешествие в Калифорнию.

– А как же школа?

– В Калифорнии тоже есть школы, моя сладкая.

Окончательно проснувшись, Камария пришла в возбужденное состояние и не могла дождаться, когда же они поедут.

– Мы едем в путешествие! – объявила она Доминику-младшему, которому было два года.

Доминик и Дениз посадили детей в «мерседес» Реги. Машина стоила тридцать тысяч долларов – сумма, в краже которой его обвиняли, а теперь еще и плата, которую он требовал за нанесение материального ущерба. Как и в 1971 году, когда они поженились, они пустились в путь в Калифорнию, «уходя с ветром», веря, что оставили все плохое в Бруклине – в этот раз навсегда.

Таковы были тогда их упования. Время покажет, что последние месяцы усиливающейся депрессии, тревожности и паранойи могли вывезти парня из Бруклина, но не смогли вывести Бруклин из парня[120]. Придет день, и он вернется. Вначале против своей воли, а затем всем сердцем он вольется в новую банду и начнет заколачивать гвозди в гробы «славных парней», не исключая и достопочтенных дядюшек. Всё возвращается на круги своя, и всякому возвышению предначертано свое падение.

III. Охота

17. Пародия на правосудие

Многое случилось, пока Доминик был «на ветру», – что-то до трагичного знакомое, что-то до крайнего удивления новое, но непременно коварное и пропитанное духом вероломства. Следующие два года стали началом конца. Положение дел раз от разу складывалось хуже некуда – верный знак того, что удача отвернулась от Пола, Нино, Роя и всей банды Демео.

Начать хотя бы с того, что силы правопорядка выступили единым фронтом против коза ностра, начав сотрудничать более тесно и эффективно, однако пока еще не в каждом своем проявлении. Многим предстояло уйти в небытие прежде, чем оказались заделаны прорехи в «тонкой синей линии».

В конце концов вперед должен был выдвинуться человек, не похожий ни на кого из представителей «такой жизни», чтобы возглавить историческую, эпохальную попытку сокрушить империю зла. Однако пока это таилось в будущем и никак не могло проникнуть в сознание личностей, подобных Антонио Гаджи, который, когда пришли 1980-е, все еще пытался разделаться с процессом Эпполито и разобраться со свидетельствами против него самого.

Прокурор и следователь, назначенные в Бруклине на дело об убийстве Эпполито, работали без устали, чтобы довести до победного конца дело против Нино и Питера Пьяченте. Обвинителем был Стивен Сэмьюел, помощник окружного прокурора, которого в свое время положил на лопатки полицейский Норман Блау: его показания, данные в последний момент, позволили Питеру Ляфроша выйти из зала суда с победной улыбкой на лице и оправданием по делу об убийстве Джона Куинна.

Сэмьюел уже успел обнародовать свои планы заняться частной практикой – но тут стало известно об убийстве Эпполито, и он отложил их исполнение, чтобы попытать счастья и взять реванш за проигрыш дела Ляфроша, осудив одного из видных мафиозных деятелей, каковым являлся Нино. Следователем был Роланд Кадьё из 10-го убойного отдела. Пятью годами ранее он помог Сэмьюелу выиграть его первое дело об убийстве.

Один из двух их свидетелей, Патрик Пенни, продолжал давать Сэмьюелу и Кадьё зацепки, но другой, полицейский Пол Роудер, не пылал желанием давать показания против двоих мафиози, особенно против Нино, чья репутация шествовала впереди него: этому способствовали как дело о театре «Вестчестер Премьер», так и данные наблюдения, собранные Кенни Маккейбом и его неофициальным напарником из ФБР Тони Нельсоном.

В результате бегства из-под стражи, куда его заключили после появления перед большим жюри, Пенни был схвачен, а затем снова бежал. На этот раз после поимки он попал прямиком за решетку – и стал для полиции такой занозой в заднице, что в суд его перевозили в кандалах и с гирями на ногах. Сэмьюел и Кадьё не хотели, чтобы с их свидетелями обращались подобным образом, но «наверху» сказали, что не могут содержать Пенни где-либо на квартире, да еще и платить полицейским за его охрану.

– Какого черта происходит? – недвусмысленно выразил Сэмьюел свое отношение в разговоре с начальником. – У нас тут два мафиози, которые попались чуть ли не с поличным на двойном убийстве, а вы экономите на каждом пенни!

После этого Пенни был переведен в мотель.

Кадьё пытался загладить эту вину перед Пенни и переубедить своего коллегу Пола Роудера, утверждавшего, что дача показаний по делу об убийстве против капо мафии слабо вязалась с тем безоблачным будущим, которое он рисовал в своем воображении, когда десять лет назад выпустился из полицейской академии и был назначен в отдел неорганизованной преступности Жилищного департамента. Однако Роудеру пока никто не угрожал, и Кадьё несколько раз делал акцент на том, что не в правилах мафии причинять