Читаем вместе с Толстым. Пушкин. Платон. Гоголь. Тютчев. Ла-Боэти. Монтень. Владимир Соловьев. Достоевский - Виталий Борисович Ремизов

и «недоступной прохладой», близка к социальному двоемирию. С одной стороны, страдания, муки, с другой — манящий «лазурный грот». Но у путника своя логика жизни, своя «жизненная тропа», и он стоически идет по ней.

Зная Тютчева, можно утверждать, что в стихотворении сюжетно-метафорически запечатлен момент страдания самого поэта. Отсюда потребность в сочувствии, сентиментальность в ее высоком значении, отмеченные Толстым буквой «Ч». Душе нужны силы, чтобы выстоять в жестоком мире, и поддержка Бога, отсюда и повторяющаяся дважды просьба: «Пошли, Господь, свою отраду».

С. 219. ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ. 1854 (?) Т.Ч.

Слева отчеркнуто все стихотворение.

О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней…

Сияй, сияй, прощальный свет

Любви последней, зари вечерней!

Полнеба обхватила тень,

Лишь там, на западе, бродит

сиянье,

Помедли, помедли, вечерний день,

Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,

Но в сердце не скудеет нежность…

О, ты, последняя любовь!

Блаженство ты и безнадежность.

15 июля 1850 г. — роковое свидание сорокасемилетнего Тютчева с Еленой Денисьевой. Ей было 24 года. По меркам того времени — это часто встречаемая жизненная ситуация, но не в этом случае. Тютчев был второй раз женат на красивой и богатой женщине, у него от нее родились дочь и два сына, она взяла на воспитание и трех дочерей Тютчева от первого брака.

Вторая жена Эрнестина Тютчева, урожденная баронесса фон Пфеффель (в первом браке баронесса фон Дёрнберг), любила поэта и, понимая все случившееся, оставалась ему верной женой и служила ему до конца его дней. А он, отец шестерых детей, венчанный с Эрнестиной, которую когда-то очень любил, не мог бросить семью, да и материальное его состояние не располагало к этому.

Невенчанная, но обращенная к горним высям любовь Тютчева и Денисьевой была особенной.

Они любили друг друга страстно, искренне, преданно, порой с упреками и надрывами, оба пребывали в состоянии блаженства, сопряженного с муками и страданием. Она родила ему девочку и двух мальчиков, но выжил только один — Федор Федорович.

«Поединок роковой» протекал у всех на глазах и не мог, казалось бы, не вызвать осуждения со стороны общества. Однако оно повело себя молчаливо, и в этом была большая заслуга Эрнестины. Она не только до конца своих дней любила Тютчева, но и, понимая его неординарность, его художественную натуру, стремилась быть рядом с ним; невзирая на двусмысленность ситуации, поддерживала его авторитет, воспитывала детей, оберегала семейный очаг. Он все осознавал, но не находил в себе сил вырваться из этого рокового треугольника. Отсюда внутренний надлом в поэте, муки совести, борьба страсти и разума.

Как «умом Россию не понять», так порой не понять простому смертному логики поступков гениального человека. Да и не только простому человеку, иногда даже великому. В. Ф. Булгаков, секретарь Толстого, 18 апреля 1910 г. сделал примечательную запись в своем Дневнике:

«Был разговор о любви.

Слова Льва Николаевича:

— Если есть духовная жизнь, то любовь представляется падением. Любовь ко всем поглощает чувство исключительной любви. Начинается чувство исключительной любви бессознательно, но затем возможно разное отношение к нему. Все дело в мыслях: можно или останавливать себя, или подхлестывать. И такое подхлестывание — описания всех Тургеневых, Тютчевых, которые изображают любовь как какое-то высокое, поэтическое чувство. Да когда старик Тютчев, у которого песок сыплется, влюбляется и описывает это в стихах, то это только отвратительно!.. Это как сегодня был у меня посетитель: говорит о религии, о Боге, а я вижу, что ему водки выпить хочется!

Софья Андреевна возражала Льву Николаевичу. После она говорила, что она знает, что Лев Николаевич не испытал настоящей любви.

Уже поздно вечером Лев Николаевич пошел к себе. Потом вернулся и позвал всех на балкон — посмотреть на теплую, звездную ночь. Темные деревья, уже в листве, благоухание и — звезды, звезды…»[128]

Резкий отзыв о любовной лирике Тютчева, которая показалась Толстому старческой, прозвучал в домашней обстановке, в непосредственной беседе. Прозвучал за полгода до смерти писателя. В конце же 1880-х годов, когда Толстой, внимательнейшим образом перечитывая Тютчева, обозначил буквами наиболее яркие, с его точки зрения, поэтические шедевры, любовная лирика заняла среди них достойное место.

«Последняя любовь» написана человеком, которому чуть более 50 лет и он весь поглощен страстной любовью к молодой женщине, родившей ему ребенка, а ощущение от стихотворения такое, что будто оно написано стариком. Ум с сердцем не в ладу. Один (ум) указывает на преклонность лет, скудеющую в жилах кровь, на вечер жизни, одним словом, на «последнюю любовь». Оно же, сердце, любит нежней и суеверней, в нем «не скудеет нежность», в нем еще «бродит сиянье», и оно сильнее тени, обхватившей полнеба. И как вывод — от сердца идущее «Блаженство», от рацио — «безнадежность».

Иван Аксаков обратил внимание на то, что в любовной лирике Тютчева есть «что-то глубоко-задушевное, тоскливо-немощное»[129].

С первым определением можно согласиться, а вот со вторым вряд ли. Даже при установке на описание «поздней», «последней» любви есть скорее взгляд из будущего, взгляд влюбленного человека на себя со стороны в старости. Это стихотворение — предчувствие грядущего, когда сегодняшнее живое чувство ослабнет, а потом, может быть, и уйдет. Пока же — «Продлись, продлись, очарованье». В этом очарованье — вся тютчевская натура, способная, несмотря на щемящую душу тоску, отдаваться мгновению счастья.

С. 228. «Она сидела на полу…». 1858. Т.Ч.

Слева отчеркнуто все стихотворение.

Она сидела на полу

И груду писем разбирала,

И, как остывшую золу,

Брала их в руки и бросала.

Брала знакомые листы

И чудно так на них глядела,

Как души смотрят с высоты

На ими брошенное тело.

И сколько жизни было тут,

Невозвратимо пережитой,

И сколько горестных минут,

Любви и радости убитой!

Стоял я молча в стороне

И пасть готов был на колени, —

И страшно, грустно стало мне,

Как от присущей милой тени…

Стихотворение посвящено второй жене поэта Эрнестине Федоровне Тютчевой. Семейная легенда гласит, что она сожгла часть своих писем, включая и письма к Ф. И. Тютчеву.

Драма жизни становится до боли зримой: не видишь, как огонь охватывает страницы