Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

Да и сам король во всеуслышание заявлял, что мир с Московией может быть заключен только по-саксонски. Он уже подумывал о том, кому отдать очередную сбитую им с вражеской головы корону, и задумчиво спрашивал у Станислава Лещинского: «Как вы думаете, принц Яков Собеский будет неплохим московитским царем?»

Петра от этих известий бросало то в жар, то в озноб. В Варшаве десятидневная лихорадка поставила его «в пяти футах от смерти». Но, несмотря на постоянное недомогание, царь колесил по Польше и России, готовясь к грозному нашествию. Багинеты, ружья, мундиры, сукно, мортиры, ядра, провиант, порох, рекруты целиком заполняют его мысли. Губернаторы и комиссары ежедневно получают от царя краткие указания: учредить у себя добрый полк конницы, отослать немедленно в Москву рекрутскую ведомость, призвать на военную службу две тысячи калмыков, учредить во всяком батальоне осьмую долю солдат с копьями, неоплошно собирать налог для покупки лошадей в драгунские полки, укрепить бастионами и палисадами Москву, Серпухов, Можайск, Тверь — и еще множество подобных распоряжений. Петр не забывает ни о чем, в такой войне не может быть мелочей: велит, чтобы древки для копий изготавливались из соснового или елового леса с утолщенной рукояткой, предписывает уменьшить размер изображения шпаги на полковых знаменах, а для фона использовать голубую тафту вместо белой…

План военной кампании прежний: в генеральную баталию со шведом отнюдь не вступать, а заманивать вглубь и вредить при всяком удобном случае. И главное — опустошать, опустошать территорию у него на пути.

Царь раздражен и издерган. Старается сдерживаться — и вновь по самому ничтожному поводу срывается в ругань и побои. Да и как тут сохранять спокойствие? В то время как с Запада на него идет страшный неприятель, против которого надо напрячь все силы, на Юге кипит злой булавинский бунт…

***

В отличие от царя, Карл не спешил — четыре месяца провел на Висле. Казаки и калмыки разоряли западные польские земли, заваливали колодцы мертвыми телами. Шведы, привыкшие жировать в Саксонии, в свою очередь беспощадно грабили нищую Польшу. Станислав Лещинский жаловался Карлу, что его солдаты бесчинствуют так же немилосердно, как и русские. Но Карл закрывал глаза на такие пустяки.

В конце декабря, вместо того чтобы остановиться на зимние квартиры, он внезапно двинул армию в Литву через лесистую, болотистую Мазурию, где до него не бывала ни одна армия. Король оставался верен себе: победа должна доставаться с наибольшими трудностями. Морозные ночи шведы проводили под открытым небом. Солдаты страдали от холода, лошадям было еще хуже. Все время приходилось прорубать просеки в дремучем лесу. Местные жители — в большинстве своем охотники — прятали продовольствие и с ружьями караулили мародеров в чаще; однажды чуть не подстрелили самого Карла. Король приказал убивать всех мужчин старше пятнадцати лет и сжигать непокорные деревни.

Через десять дней шведы добрались до Литвы, оставив позади себя выжженную пустыню.

Петр встречал новый, 1708 год в Москве. Как обычно, безобразничал в домах богатых людей, пускал фейерверки. Но настоящего веселья не получалось. Среди москвичей царила паника. Купцы, забрав товары и семьи, выезжали из Москвы — якобы на ярмарку в Архангельск, а на самом деле подальше на восток. Иноземные коммерсанты спешно переправляли имущество и деньги в Гамбург. Да и сам Петр своими распоряжениями как будто признавал обреченность Москвы: приказывал все серебряные вещи из государевой и патриаршей казны переплавлять в монету.

На душе у царя было тяжко. В армию ехал как на верную гибель. Перед отъездом черкнул записочку — своего рода завещание в пользу Екатерины и их малолетней дочери Анны: «Ежели что мне случится волею Божиею, тогда три тысячи рублев, которые ныне на дворе господина Меншикова, отдать Катерине Васильевской и с девочкою».

В середине января Петр прибывает в Гродно и семь дней не может выяснить, куда движется Карл. На исходе бессонной недели король лично появляется под стенами Гродно с восемьюстами драгунами. Русский гарнизон насчитывает две тысячи человек, но Петр и не думает об обороне — немедленно отступать! Бригадир Мюленфельс получает приказ срочно уничтожить неманский мост. Но он почему-то медлит, и Карл, подойдя к городу, не верит своим глазам — мост цел! Во главе своих драгун король прорывается на другой берег и в рукопашной укладывает двух гренадеров. Мюленфельс отступает в Гродно, где разгневанный царь немедленно сажает его под арест[42]. Тем временем темнеет, и Карл, не зная, что в городе находится царь, разбивает лагерь, чтобы дождаться подкреплений. Наутро, узнав, кого он держит в своих руках, король бросается на приступ, но его встречают опустевшие улицы и дома. Он пытается преследовать царя, и делает это так быстро, что русский отряд едва успевает опустошать за собой местность: въезжая в сожженные деревни, шведы видят еще дергающиеся туши скотины, а по дорогам лежат трупы загнанных русскими лошадей. Тем не менее Петру удается ускользнуть от преследования и благополучно добраться до основных сил русской армии, сосредоточенных на Березине.

В середине марта, когда распутица сделала невозможным любое передвижение, Карл дал, наконец, отдых своей армии. Европа аплодировала ему: шведский герой пересек всю Польшу без единого серьезного сражения. При европейских дворах никто уже не верил в победу Петра, — что можно сказать об армии, которая пускается наутек во главе с самим царем, бросив укрепленный водный рубеж и крепость, едва к ней приблизилось восемь сотен шведских драгун?

Остановка на зимних квартирах обошлась Карлу дороже зимнего похода — солдаты мерли от холода и дизентерии. Продовольствия кое-как хватало — шведы научились отыскивать крестьянские тайники: они втыкали в землю вокруг деревень шесты с крюками; вытащенный наружу клок соломы служил верным признаком того, что под землей находится тайник. Местные жители не оказывали никакого сопротивления. Зато казаки и калмыки донимали шведов внезапными наскоками. Война велась безо всякой пощады: и шведы, и русские сжигали в избах захваченных пленных.

Шведские генералы корпели за штабными картами, намечая маршруты и рассчитывая переходы. Король подбадривал их: «Теперь перед нами открывается великий путь на Москву». Генерал-квартирмейстер Гилленкрок однажды возразил на это, что до Москвы все же еще далеко. Спокойная улыбка Карла осталась безмятежной: «Не тревожьтесь. Стоит нам выступить, и мы непременно дойдем до цели». Курьеры повезли приказ Левенгаупту: разорить хоть всю Ливонию, но собрать как можно больше провизии и боеприпасов, вместе с лошадьми и подводами, и идти на соединение с королевской армией.

Петр зимой тоже хворал — на этот раз к лихорадке прибавилась цинга. Врачи давали царю ртуть и советовали сидеть дома.