Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

воду или легкую брагу. Король редко засиживался за столом больше четверти часа, а в походе ел, не слезая с коня. На марше он изнурял себя сильнее самого последнего солдата, но, казалось, утомить его было невозможно: когда армия останавливалась на отдых, король вскакивал в седло и одолевал десятки верст в любую погоду. За перо брался только для того, чтобы вывести на гербовой бумаге с указом или распоряжением свое имя, за книги — еще реже.

Изо всех родов и жанров литературы Карл отдавал предпочтение одному — героическим сагам о деяниях викингов. При себе он содержал двух скальдов — певцов убийств: придворных историков Адлерфельда и Нордберга. Ибо кем же был сам Карл, исколесивший за семь лет с горсткой солдат всю Восточную Европу, как не бесстрашным героем-конунгом, в чьем взоре, по слову саги, исчезает мир? С самого детства звучали в нем голоса его предков, в течение трехсот лет наводивших ужас на народы Европы. Карл — этот сухопутнейший из шведов, ступивший на корабль всего два раза в жизни, — тем не менее, подобно викингам, носил в своей душе образ моря: его замыслы были огромны, словно эта великая стихия, а стремления не знали границ. Под синим солдатским мундиром билось сердце викинга. Как и его предки, Карл переносил невзгоды не унывая, в опасности и лишениях сохранял присутствие духа и был равно готов на погибель и на счастье. То и другое приводило к цели: счастье воина заключалось в свершении храбрых дел, смерть с оружием в руках даровала славу и честь.

Удивительно было видеть, как в теле Карла, государя цивилизованной христианской страны, современника Ньютона и Монтескье, возродился дух древних конунгов, не представлявших иного счастья, кроме битвы, и всю жизнь не выпускавших из рук меча для того, чтобы и после смерти, в сумрачной, забрызганной кровью Валгалле, раю викингов, продолжать в самозабвенном исступлении рассекать на части тела богов и героев. И однако не подлежит сомнению, что Карл сознательно подражал обычаям викингов. Прежде всего, как и полагается конунгу, короля окружала дружина драбантов — полтораста отчаянных рубак, готовых идти за ним в огонь и воду, дабы не подвергнуться позору пережить своего вождя (в 1719 г., на похоронах Карла XII, возле его могилы стояло лишь четверо оставшихся в живых драбантов). Любому из них король доверял, как себе, и говорил, что никакая опасность не угрожает ему, если рядом находится хотя бы десяток его храбрецов. В бою драбанты были обязаны пускать в ход одни палаши. Карл вообще презирал огнестрельное оружие: шведским солдатам предписывалось стрелять всего один раз — непосредственно перед рукопашной.

Имелся у Карла и побратим — наиболее близкий и преданный человек, брат по оружию, никогда не разлучавшийся с королем-конунгом. Это был герцог Максимилиан Вюртембергский, в 1703 году четырнадцатилетним юношей примчавшийся в лагерь Карла под Пултуском, чтобы увидеть обожаемого героя. С тех пор они не расставались, хотя быть рядом с Карлом означало ежеминутно рисковать головой, ибо король не упускал ни малейшего случая подвергнуть свою жизнь опасности: мало того, что он безо всякой нужды подставлял себя под вражеские пули, но с годами в нем еще и проснулся берсерк, как в Скандинавии назвали воинов, одержимых жаждой битвы до безумия, так что с 1706 года он бросался со шпагой в руке в самую гущу схватки. Шведские солдаты ласково прозвали королевского побратима Маленьким Принцем.

Подобно викингам, Карл превыше всего ценил боевое мужское братство. Король не терпел женщин ни в своем лагере, ни в своей постели, ибо женщина размягчает сердце воина и заставляет его позабыть о войне. «Любовь испортила немало героев», — любил повторять он. Не разделенный ни с кем жар любви Карл направлял на убийство, целомудрие пылало в нем сухим огнем разрушения. В ответ на неоднократные предложения жениться он досадливо отмахивался: когда-нибудь потом, когда ему будет сорок лет… Пока с него достаточно и того, что он женат на своей армии — на добро и на лихо, на жизнь и на смерть. Ожидая такого же самоотречения от своих подчиненных, Карл крайне неохотно разрешал офицерам жениться, и не было более легкого способа уронить себя в его глазах, как завести с королем речь о браке.

Будучи неприхотлив и воздержан сам, король проявлял расточительную щедрость по отношению к своим соратникам, и эта черта также роднила его с легендарными конунгами, которые никогда не вступали в дележ добычи, довольствуясь одной честью победы. Карл беззастенчиво обирал завоеванные страны, но лишь для того, чтобы иметь возможность сыпать золото в карманы своих солдат. Зачастую его щедрость распространялась и на врагов, вызвавших своим мужеством его восхищение: он одаривал как отдельных офицеров и солдат, так и целые отряды, попавшие в шведский плен. Карл поощрял мужество врагов, ибо больше всего боялся, как бы его не обвинили в том, что победы достаются ему слишком легко.

Для того чтобы требования, предъявляемые Карлом к людям, не выглядели чрезмерными, король должен был слиться с солдатской массой, терпеть вместе с ней все опасности и лишения и личным примером подкреплять малодушных. И Карлу не нужно было ломать себя, чтобы придерживаться с подчиненными товарищеских отношений. Он по природе был врагом всякого церемониала, в людях ценил прямодушие и отвагу. С подчиненными был всегда ровен, разговаривал с ними сняв шляпу и слегка улыбаясь. Министры и генералы без всякого опасения возражали Карлу и отстаивали перед ним свое мнение, однако наступал момент, когда по глазам короля можно было прочитать, что все споры должны быть прекращены, а его приказы подлежат беспрекословному исполнению. Сказано — сделано: никто в его окружении не мыслил иначе. Король и его солдаты были уверены друг в друге, а многолетние беспрестанные победы укрепляли взаимное доверие.

Находясь с войсками в спокойной Саксонии, Карл оставался верен своей главной страсти — стремлению к безрассудно-смелым предприятиям. Во время одной из верховых прогулок он оказался неподалеку от Дрездена, куда после подписания Альтранштадтского договора удалился Август. Несмотря на то что при нем находилось всего лишь несколько спутников, Карл направил коня прямо к воротам города. Неузнанный, он доехал до самой городской площади, где его с изумлением опознал первый министр курфюрста, граф Флемминг. По просьбе Карла граф проводил его прямо в арсенал, где Август имел обыкновение заниматься атлетикой. Гремя шпорами по каменному полу, король вошел в арсенал и раскрыл объятия не успевшему опомниться курфюрсту:

— Здравствуйте, брат мой!

Находившаяся здесь же очередная любовница Августа, графиня Козел, первая пришла в себя и из-за