Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

Так или иначе, Кампанелла в июне 1604 года был переведен в замок Сант-Эльмо. Этот грозно возвышающийся над Неаполем замок в XIV веке был анжуйской крепостью Бельфорте, в середине XVI века ее сильно перестроили испанцы в соответствии с последним требованиям военного дела, чтобы противостоять огню артиллерии. Новое свое название крепость получила от старой часовни Сант-Эразмо (святого Эразма) в честь которого была освящена, позднее имя итальянизировали (сначала «Эрмо», затем «Эльмо»). После Кампанеллы в замке Сант-Эльммо сидело еще немало мятежников и бунтарей, считается, что одно время в нем жил и царевич Алексей Петрович, скрываясь от гнева державного отца…

Камера была подземной, известной как «ров», или «яма». Кампанелла отзывался о себе как о живом мертвеце, что он вынужден пить чашу Гефсиманскую (реминисценция на моление Христа о чаше перед его арестом). Друзья фра Томмазо писали папскому нунцию в 1606 году: «[В этой яме] стены текут, и когда идет дождь, он попадает внутрь. Там никогда не бывает света, а всегда ночь. Ноги его (Кампанеллы. – Е. С.) закованы в железо, спит он одетым. Он наполовину наг, в рубище и бледен. Он страдает от болей в зубах, груди, селезенке, голове и часто падает, словно мертвый. Некому ему помочь, никто не может остаться живым в таком месте. Его убогое питание – это вина скверного охранника»[388]. Сам фра Томмазо своих испанских стражей в Сант-Эльмо именует за их свирепость леопардами. Люди, знакомые с древнехристианской патрологией, обязательно вспомнят послания святого Игнатия Богоносца, епископа Антиохийского, которого в начале II века н. э. везли на казнь в Рим чуть ли не через всю тогдашнюю империю. Как писал сам святой Игнатий: «На пути от Сирии до Рима я сражаюсь днем и ночью, на суше и на море с дикими зверями, десятью леопардами, иначе говоря, отрядом в десять воинов, которые, если им делать добро, становятся еще хуже. Я даже учусь на их обидах, но тем «не оправдываюсь».

Тем не менее к 1606–1607 годам Кампанелла получает возможность писать письма. Примерно то же, что его друзья – нунцию, он пишет другу, знаменитому падуанскому эрудиту Кверенго, ставшему секретарем кардинала Альфонсо д’Эсте: «Из бездн подземных, в которых я обитаю, молю Вас помочь мне выбраться из этой пещеры, пока я в ней не умер. Ибо мои голова и грудь поражены, что я не могу надеяться восстановить свое здоровье, уже 4 года я под землей, в железных оковах, на гнилой и мокрой соломе, терзаемый болью и водой, постоянно не видя ни неба, ни света, ни человека. Я пребываю в постоянно влажном месте, поскольку по стенам все время течет вода, у меня царят вечные ночь и зима. Каждый день в моем распоряжении не более трех часов света, вечером, благодаря чему я пишу в тюрьме[389], и в краткий момент, когда день приближается к 22 часам»[390] (то есть за два часа до захода солнца). Неслучайно тогда появляется его парафраз псалма 87 (в западной традиции – 88), в котором он, подобно Еману Езрахиту, вопиял к Богу: «Я заключен в глубочайшее из озер подземных, в сени смертной. Здесь – море, полное бед, полное чудищ и драконов»[391]. Он предлагает свои услуги в качестве советника новому вице-королю, графу Бенавенте; с риском для жизни тревожит нунция Джакопо Альдобрандини и представителя инквизиции епископа Казерты Диодато Джентиле (есть мнение, что он даже встречался со своими мучителями, но ничем их не убедил). Он пишет папе Павлу V, кардиналам Одоардо Фарнезе и Чинцио Альдобрандини, Каспару Шоппе и многим прочим, предлагая кому что потребно: громит отлученных венецианцев, возвещает папе, что работает над «Побежденным атеизмом», разрабатывает тезисы к обращению в католичество раскольников, язычников, магометан и иудеев, предлагает светским владыкам различные изобретения технико-военного характера (корабли, способные передвигаться без помощи ветра и весел; повозки лучше, чем у китайцев, передвигающиеся при помощи ветра; приспособления для всадников управлять лошадьми без помощи рук лучше татар, и т. п.), предлагает обучить поэтике и риторике, всей мудрости мира – от астрономии и философии до «белой» магии, – но пока без особого успеха, по крайней мере, свободы ему еще долго не видать…

Вообще Ж. Делюмо потрясен изобретательностью и сверхчеловеческой работоспособностью Кампанеллы в заключении, поскольку даже в жесточайших условиях содержания в Сант-Эльмо он умудряется доставать свечи, письменные принадлежности и т. п. и постоянно писать, причем не только скорбные стихи и письма с мольбами о помощи, но и трактаты. Возможно, это действительно почти чудесно и малообъяснимо. Возможно, Жана Делюмо вводит в заблуждение та хронология заключений фра Томмазо, которой он придерживается. Ранее мы уже указывали, что появление некоторых его произведений и передача их «на волю» никак не могут быть связаны с периодом заключения в Сант-Эльмо. По крайней мере, если у философа нет возможности писать, никто не отнимет у него возможности думать. Феноменальная память фра Томмазо позволяла ему не только оперировать недоступными в тюрьмах книгами, но и постоянно восстанавливать изъятые при обысках рукописи (некоторые свои работы фра Томмазо восстанавливал по пять раз! Есть мнение, что он заучивал самые удачные фрагменты из них, и это позволяло впоследствии частично восстановить утраченный текст).

Духовно-интеллектуальное общение у Кампанеллы в Сант-Эльмо все же было, и нельзя сказать, чтобы убогое: он общался со своим исповедником, доном Базилио Бериллари из Падуи, и тот произвел на фра Томмазо сильное впечатление. Кампанелла посвятил ему одну из своих самых знаменитых канцон, «обыграв» фамилию духовника и сравнив ее с названием драгоценного камня, берилла, упомянутого, кстати, в Апокалипсисе как «вирилл», одно из оснований нового небесного Иерусалима (Апок. 21:20).

Поскольку светское дело фра Томмазо затормозилось (ведший его ди Вера женился, и ему было не до этого, кроме того, церковники настояли, что женатому человеку не место в трибунале), а инквизиция свое слово высказала. С течением нескольких лет (примерно около 1605–1606 годов) Кампанелла постепенно перестал симулировать сумасшествие, и к вопросу возобновления дела о ереси не возвращались, хотя могли бы, была же оговорка насчет того, что в случае исцеления фра Томмазо дело можно вновь расследовать. То ли узник уже всем изрядно надоел, то ли его европейская слава, распространенная немцами, дала ему определенные гарантии. Новому папе, Павлу V, польстила поддержка столь знаменитым узником его политики в конфликте с венецианцами, и он приложил усилия к тому, чтобы Кампанеллу вернули в Кастель-Нуово (или поместили в Кастель-дель-Ово, с этим еще нужно разбираться, март – апрель 1608 года). Кроме того, за него заступился эрцгерцог Максимилиан, да и вообще надо отметить, что немецкое католическое «лобби» по почину Пфлуга немало постаралось. За узника вступился герцог Фердинанд Штирийский Габсбург (впоследствии император Фердинанд II, против которого восстали