Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Перемонтажа и сокращения требует сцена, в которой командир батареи посылает бойца с гранатами против танка. Совершенно недопустимы пререкания и чуть ли не драка между двумя офицерами в обстановке боя.

В заключительном эпизоде – награждении командармом оставшихся в живых артиллеристов орденами, необходимо подчеркнуть, что они своей стойкостью и верностью воинскому долгу способствовали решению большой стратегической задачи – не допустить Манштейна на его пути к блокированному Паулюсу.

В серии финальных стопкадров следует исключить последний – мало выразительный и технически слабый» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 25–26).

Егиазаров три недели просидел над переделками и доделками. Уже в конце сентября он отправил в Госкино перечень девятнадцати внесённых в фильм поправок. Режиссёр доложил, что осуществил новую запись дикторского текста пролога. Он исключил из фильма реплику Уханова: «Задница к земле тянет» и, кроме того, выбросил эпизод Голованова, Нечаева, Мити и Васи, где Митя кричит: «Немцы, вашу мать!..». Последние поправки были такими:

«18. Монтажно переосмыслена сцена Веснина и Бессонова. Введённые общие планы стреляющего орудия подготавливают слова Бессонова: „Да, я помню, что они люди“.

19. Сцена „Блиндаж Н. П. Деева“ перемонтирована и переозвучена таким образом, что стала абсолютно ясной ситуация коренного перелома в военных действиях и начала наступления советских войск» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 28).

Однако Баскакову этого показалось мало. Он хотел, чтобы режиссёр переснял кучу других сцен, а это могло привести к гибели картины. Спас ленту главный военный консультант. Наученный горьким опытом прохождения в разных инстанциях фильмов из эпопеи «Освобождение», Бондарев заранее подстраховался и ещё на стадии съёмок попросил прикрепить к картине в качестве военных экспертов не абы кого, а одного из действующих военачальников и который бы не был чужд искусству. Ему удалось договориться с Главкомом сухопутных войск генералом армии Иваном Павловским, и тот его не подвёл. 29 сентября 1972 года генерал выдал нужное Бондареву и Егиазарову заключение: «Все батальные сцены и действия войск с военной точки зрения, – заявил военачальник, – показаны правильно и в целом соответствуют тем формам и методам боёв, которые существовали в 1942 году» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 29).

Что после этого оставалось делать киношному начальству?! Спустя неделю, 5 октября, оно утвердило акт о приёмке фильма. Правда, уже через несколько дней Борис Павлёнок, перешедший с должности начальника главка на позицию одного из зампредов Госкино, не выдержал и послал на «Мосфильм» телефонограмму с требованием внести ещё несколько поправок. «В фильме „Горячий снег“, – дал он указание, – помимо исключения слова „Драпать“ следует вырезать кадр из сцены ареста танкиста, в котором его тащат особисты» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 31).

В те же дни руководство Госкино и студии «Мосфильм» организовало закрытый просмотр картины для большой группы генералов. Все военачальники увиденным в целом остались довольны. Они подтвердили: «Батальные сцены выражены колоритно и правдоподобно». И только военный инспектор – советник Минобороны генерал армии Дмитрий Лелюшенко высказал ряд претензий. У этого военачальника была неоднозначная репутация. К слову, он одно время очень хотел печататься в «Новом мире» у Твардовского. 7 февраля 1969 года Алексей Кондратович в своём дневнике описал один из приходов генерала в редакцию:

«Заходил генерал Лелюшенко – небольшого роста, лысый, довольно крепкий старик. (74 года – не дашь, выглядит „моложе“.) Говорил о своих мемуарах, хвастался их новизной (я часть их просмотрел, именно просмотрел, а не прочитал – сугубо оперативно-тактическое описание вперемежку с боевыми эпизодами, надёрганными из политдонесений или газет того времени). Единственное человеческое в рукописи и в авторе – то, что он о многих помнит, знает о них, встречается с ними, хотя порой и случайно, – на торжественных встречах, которые так любят посещать отставные генералы.

Лелюшенко – ярый сталинист. О Сталине говорит взахлёб. И, как множество военных, ненавидит Хрущёва. Одну деталь рассказал интересную: „Под Сталинградом он (Хрущёв) только пьянствовал и распутничал“. Но вот во что я верю полностью: „Ватутин разослал командующим армиями письмо, в котором запрещал показывать Хрущёву важные шифровки, поскольку содержание их уже на следующий день становилось известным всему фронту“. – „И было такое письмо?“ – переспросил я. Лелюшенко, обидевшись: „Я же сам его читал“. Я не сомневаюсь, что было, уж очень в образе Хрущёва, хотя Ватутин сильно рисковал: Хрущёв был как-никак членом Политбюро, и какой-нибудь командующий мог Ватутина продать» (Кондратович А. Новомирский дневник. С. 639).

Так вот Лелюшенко накатал новому председателю Госкино Филиппу Ермашу развернутую жалобу. Он утверждал:

«Совершенно неуместно и неправдоподобно иллюстрируется трусость танковой роты, особенно её командира. Причём с такими афоризмами – „Вы драпаете“, „Вас под суд отдать трибунала“. Советские танкисты не заслужили этого. Фильм худ-ый, но должен быть правдив.

Не совсем удачно показана роль члена В/совета. Направляясь в танковый корпус, он сбивается с маршрута и попадает под автоматный огонь противника и погибает.

Наиболее целесообразно было показать типичный случай, когда член Военного Совета пробирается к своим войскам и воодушевляет их на подвиг. Тем более в танковый корпус, находившийся в резерве, который должен наносить контрудар.

На наш взгляд, артиллерийскую батарею следовало бы показать не изолированно в боевых порядках, а во взаимодействии со взводом пехоты и одним-двумя танками (так как мало вероятно, чтобы артбатарея сама занимала какой-нибудь участок в отрыве от пехоты и танков). Излишне несколько раз показан для этого эпизода командующий войсками армии, тем более без средств управления в отрыве от своего командного и наблюдательного пункта (достаточно один-два раза).

Крайне желательно показать чёткость в воинской дисциплине, беспрекословность и непререкаемость подчинённых в отношении выполнения приказа старшего начальника» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 32–33).

Но Ермаш возвращать фильм на переделку не стал. А уже 4 декабря 1972 года наконец состоялась премьера картины.

По мнению критиков, фильм «Горячий снег» оказался сильнее романа. В 1974 году его выдвинули на соискание Государственной премии СССР. Правда, в группу соискателей премии не был включён сценарист Бондарев, что, видимо, кого-то сильно разозлило. Хотя писатель не попал в число соискателей вовсе не потому, что его участие в написании сценария было не столь весомым; просто за два года до этого он получил Ленинскую премию и по положению мог в следующий раз выдвинуться на госнаграду не раньше чем через пять лет, то есть не ранее 1977 года.

Я нашёл