Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

сразу по двум номинациям: проза и кино. В одном случае предлагали отметить его как автора романа «Живые и мёртвые», в другом – как одного из сценаристов фильма «Живые и мёртвые», а в итоге голоса разделились пополам, и премию не получил ни роман, ни сценарий.

Кстати, Марков отмёл все доводы Карима. «Роман „Горячий снег“, – заявил он, – во всей нашей прозе это крупное явление. Он написан свободно и талантливо. Для самого Бондарева это тоже очень крупный шаг вперёд. А ваши слова о том, что он выдвигается на Ленинскую премию, вряд ли мы сейчас можем брать в соображение» (РГАЛИ. Ф. 2916. Оп. 2. Д. 559. Л. 19).

Казалось бы, в чём дело? Голосуй за Бондарева. Тем более что и другие члены секции литературы тоже высоко оценили этого писателя. «„Горячий снег“, – подтвердил Олесь Гончар, – это сейчас одна из лучших книг в нашей прозе» (РГАЛИ. Ф. 2916. Оп. 2. Д. 559. Л. 22).

Скепсис был только у одного Чингиза Айтматова. «Мы, – заметил он, – самообольщаемся: в данном случае выбор очень нещедрый. И в творчестве Бондарева, и в творчестве Кожевникова есть спорные вещи» (РГАЛИ. Ф. 2916. Оп. 2. Д. 559. Л. 26). Тем не менее именно Айтматов предложил оставить в списке финалистов Кожевникова и вычеркнуть Бондарева. Он все вещи назвал своими именами: надо поддержать Кожевникова, «учитывая и возраст писателя, и вклад его в литературу. Бондарев помоложе» (Там же. Л. 27).

Сам Бондарев в те дни, когда решался вопрос, кому присудить Госпремию СССР за 1971 год, был вовсю занят проблемами, связанными с экранизацией его романа «Горячий снег». Мысли о переложении книги на язык кино у писателя возникли ещё в конце 1969 года, когда роман печатался в «Знамени». Он очень хотел, чтобы за фильм взялся Юрий Озеров, с которым писатель сблизился во время работы над киноэпопеей «Освобождение». Но Озеров предупредил: пока все части киноэпопеи не уйдут в кинопрокат, он ни на какие новые работы подписываться не будет. Бондареву было предложено год, а то и два с экранизацией «Горячего снега» подождать. Но внутри писателя уже всё бурлило. Он пошёл к гендиректору «Мосфильма» Николаю Сизову. Тот сразу ему посоветовал обратиться в шестое объединение писателей и киноработников, где Бондарев до 1967 года числился главным редактором.

Писатель так и сделал. Два худрука этого объединения – Алов и Наумов – пошли ему навстречу и обязали своего директора заключить с романистом договор на создание литературного сценария. Этот документ был подписан 5 февраля 1970 года.

Бондарев сразу нацелился на двухсерийный фильм, но ему все карты спутала редактор Нина Скуйбина. Это была очень влиятельная в советском кино женщина, жена Эльдара Рязанова. Получив от Бондарева первый вариант сценария, она заявила, что писатель перебрал с диалогами и перенасытил вещь спорами по проблемам военной тактики. Во время первого обсуждения Бондарев смог, попросту говоря, отбрехаться, тем не менее ему всё-таки пришлось кое-что переписать.

Новое обсуждение, но уже второго варианта сценария, состоялось 11 июля 1970 года. И вновь Скуйбина отличилась не в лучшую сторону: она предложила убрать сцену заседания Ставки, на котором рассматривалось положение армии Бессонова, и вообще отказаться от фигуры Сталина. И в этот раз отмахнуться от замечаний Скуйбиной оказалось невозможно.

Для Бондарева всё осложнялось тем, что начальство всё никак не могло прикрепить к нему режиссёра-постановщика. Чиновники ссылались на занятость всех мастеров и отсутствие на студии свободных специалистов. Но это была неправда: на «Мосфильме» уже больше года слонялся без работы Гавриил Егиазаров. Вообще-то он начинал как оператор, но в начале 1960-х годов занялся ещё и режиссурой и в качестве режиссёра очень хорошо себя проявил как раз в 6-м объединении писателей и киноработников, где числился и Бондарев. Однако последний его фильм «Только три ночи», снятый по рассказу Александра Борщаговского «Ночью», киноначальство почему-то забраковало и положило на полку.

31 июля 1970 года Бондарев попросил Сурина утвердить Егиазарова режиссёром-постановщиком «Горячего снега». Историк Илья Стрекалов разыскал в бумажных завалах «Мосфильма» обращение писателя. «Я, – писал Бондарев, – ни на минуту не сомневаюсь, что эта трудная по постановке картина – творческая судьба Егиазарова». Но Сурин оказался невсесилен. Он не смог преодолеть противодействия чиновников Госкино, которые за что-то страстно возненавидели этого режиссёра.

Однако и Бондарев сдаваться не собирался. Не добившись назначения Егиазарова режиссёром «Горячего снега», он на свой страх и риск предложил ему поучаствовать в переработке литературного сценария и подогнать этот сценарий под требования постановщиков. Режиссёр в свою очередь посоветовал привлечь к дальнейшей работе аса сценарного дела Евгения Григорьева, которого к тому времени переманили на студию «Беларусьфильм».

С новым вариантом сценария вся троица пришла в Госкино в апреле 1971 года. Но чиновники упёрлись рогом: всё надо сократить из расчёта того, что фильма будет не двухсерийным, а односерийным. Бондарев попробовал напрячь свои связи в Агитпропе ЦК, но ему дали понять, что это бесполезно. Позже выяснилось, что литературный сценарий прочёл председатель Госкино Алексей Романов, который увидел, что некоторые сюжетные линии «Горячего снега» пересекались с киноэпопеей «Освобождение». Это его возмутило, и главный киноначальник поддержал требование своего аппарата всё в новом сценарии Бондарева ужать.

Ладно, писатель всё, что мог, сократил. Наконец в мае 1971 года вышел приказ о передаче всех материалов в разработку режиссёрского сценария. Однако режиссёра-постановщика чиновники так и не утвердили – они назначили Егиазарова лишь исполняющим обязанности.

Потом подошло время запускать картину в подготовительный период. И вновь Егиазаров оказался в подвешенном состоянии. Полноценным режиссёром-постановщиком он стал лишь 15 декабря 1971 года. А что значило полгода проходить в статусе и. о.? Егиазаров вынужден был постоянно докладывать разным администраторам, что он не временщик и что с ним надо считаться. Но и технические сотрудники, и актёры хотели иметь дело с человеком, который бы обладал властными полномочиями. Ведь «и. о.» он и есть «и. о.». Неудивительно, что дирекцию фильма «Горячий снег» постоянно лихорадило.

В середине декабря 1971 года начальник одного из главков Госкино Борис Павлёнок отправил новому гендиректору «Мосфильма» Николаю Сизову тревожное письмо. Он писал: «Смена директора, художника-постановщика и режиссёра, слабый административный состав группы, продление сроков режиссёрской разработки и подготовительного периода, заниженный метраж режиссёрского сценария, высокая стоимость фильма, нереальность планирования съёмок 2000 метров материала на зимней натуре и пр., – всё это свидетельствует о неудовлетворительной подготовке к съёмкам фильма „Горячий снег“» (РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Д. 2184. Л. 15).

А кто во всём этом был виноват? Разве не руководство Госкино, которое так долго не утверждало Егиазарова?