Юрий Бондарев - Вячеслав Вячеславович Огрызко

Вывод его был неутешительным. По мнению учёного, Бондарев, увлёкшись рассказом о 2-й гвардейской армии, забыл о других войсках, которые также помогли остановить продвижение фашистской группировки в конце 1942 года к Сталинграду.

Но все ли разделяли мнение историка Самсонова? Я нашёл в архивах и другие отклики ветеранов и учёных. «Ю. Бондарев, – писал в редакцию журнала „Знамя“ участник войны Посконинов, – дал картину сражения, какой, пожалуй, ещё не было в литературе. Когда читаешь страницы романа, чувствуешь запах тола. Прекрасно дано начало немецкого наступления, гул самолётов, тревога, беспокойство о прицелах, появление танков, начало дуэли и бой ‹…› Бой написан в его стремительном течении: огонь, смерть, разрушения» (РГАЛИ. Ф. 618. Оп. 19. Д. 184. Л. 20).

Никому не известный Посконинов из Челябинска в отличие от группы отставников из Калинина сразу понял, что Бондарев писал не историческое исследование, а роман, и потому судить его следовало по другим критериям, как это в конце 1969 года сделал в «Литературной газете» Игорь Золотусский. Хотя он ругал Бондарева, как и ветераны из Калинина, но за другое: за неумелые обобщения, схематизм в изображении отдельных генералов, надуманность некоторых линий… Другое дело, что в прессе возобладали иные оценки.

На волне хвалебных отзывов в «толстых» журналах Бондарев в конце 1970 года был выдвинут за «Горячий снег» на Государственную премию СССР. Из множества положительных характеристик выделю только одну реплику, брошенную 14 декабря 1970 года на заседании правления издательства «Советский писатель» профессором Академии общественных наук при ЦК КПСС Василием Новиковым. Цитирую: «Художник (т. е. Бондарев. – В. О.) пришёл ‹в романе „Горячий снег“› от окопной правды к большой жизненной правде. Очень ярко показан эпический характер войны» (РГАЛИ. Ф. 2916. Оп. 2. Д. 562. Л. 11). Вот он – ключ к пониманию того, почему эту книгу сразу стал возносить Агитпроп ЦК. Партаппарату изначально не нравилась «лейтенантская проза», в которой делалась ставка на окопную правду. А власть хотела показа масштабности войны, ей не хватало рассказов о генералах, о Ставке. И как только Бондарев перешёл к эпике, «взгляду сверху», он сразу оказался для власти своим человеком.

Правда, в конце 1970 года Комитет по Ленинским и Государственным премиям СССР, помимо «Горячего снега» Бондарева, допустил к участию в конкурсе ещё 19 произведений других писателей. Но к лету следующего года секция по литературе нескольких кандидатов по разным причинам отсеяла. В частности, из списка возможных соискателей выпали прозаики Михаил Годенко и Афанасий Коптелов и литературовед Виктор Шкловский.

До заключительной сессии Комитета, которая была намечена на октябрь 1971 года, из писателей дошли 12 кандидатов. Но многолетняя практика говорила о том, что по секции литературы могли дать всего две, в исключительных случаях три Госпремии, но никак не дюжину. Руководитель секции Георгий Марков 11 октября предложил до голосования провести ещё один отсев и сузить круг претендентов до пяти человек. На этой стадии не повезло Анатолию Ананьеву, Василию Ардаматскому, Сергею Васильеву, Ильясу Есенберлину, Паулю Куусбергу, Вилю Липатову и Якову Ухсаю. До финиша добрались пятеро: Юрий Бондарев, Михаил Дудин, Вадим Кожевников, Мухтар Аскад и Александр Твардовский. Из них секции предстояло выбрать двух претендентов для голосования уже на пленуме Комитета.

Сразу скажу: победили Кожевников и Твардовский. А почему? Это были самые сильные кандидаты или секция учла обстоятельства внелитературного характера? Надо признать: решающее значение оказали субъективные факторы. Все на секции понимали, что Кожевников – очень слабый прозаик. Его повести «Особое подразделение» и «Пётр Рябинкин» были на грани графомании, но на его кандидатуре настаивал Николай Тихонов. И какие он приводил аргументы? Тихонов дал понять: Кожевников получит Госпремию не за художественное мастерство, а за заслуги перед партией, поскольку уже 22 года вёл нужным Кремлю курсом журнал «Знамя». По внелитературным соображениям секция остановилась и на кандидатуре Твардовского.

К слову, более всех за Твардовского агитировал Георгий Марков, но не потому, что очень ценил его как поэта или как бывшего редактора журнала «Новый мир». Если бы Марков действительно считал Твардовского выдающимся редактором, он бы как один из руководителей Союза писателей всё сделал для того, чтобы в начале 1970 года не допустить вынужденного ухода поэта из журнала, а он, наоборот, всячески его подталкивал к этому. Объяснение тут простое: высшее партруководство очень не хотело, чтобы в мире, да и в нашей стране, происшедшая в «Новом мире» смена редактора воспринималась бы как итог гонений на журнал. Комитет должен был развеять все слухи о травле Твардовского партаппаратом. Мол, какие гонения, ничего подобного не было, наоборот, власть всегда признавала литературные заслуги поэта и неслучайно присудила ему Госпремию.

Ну а теперь о том, почему секция на последнем заседании всё-таки отвела Бондарева. Ведь он в списке кандидатов был одной из самых сильных кандидатур. Ответы – в стенограмме состоявшегося 14 октября 1971 года последнего заседания секции литературы. Вот начало обсуждения кандидатур.

«МАРКОВ. Предыдущая наша работа, которая велась на прошлом заседании, показала наши симпатии к книге Бондарева (А я напомню, что летом 1971 года в пользу Бондарева высказалась не одна секция литературы, за неё ратовали и секция музыки, театра и кино и изобразительного искусства, так во всяком случае утверждали композитор О. Тактакишвили, режиссёр П. Марков и скульптор Н. Томский. – В. О.). Вместе с тем я хотел бы, чтобы при этом мы не забыли и других и всё взвесили. У нас есть ещё две серьёзные кандидатуры: это Мухтар Аскад со своей сильной и энергичной книгой-романом „Чинара“ и Вадим Кожевников со своей книгой о рабочем классе» (РГАЛИ. Ф. 2916. Оп. 2. Д. 559. Л. 17).

Надо сказать, что в секции литературы заседали люди непростые. Там наивных романтиков не было, все всё понимали без слов. Ни для кого не было секретом, что итоги уже предрешены: секция литературы выдвинет для заключительного голосования на пленуме Комитета Кожевникова и Твардовского, а Бондареву Госпремия в том году не светит. Но надо было соблюсти хоть какое-то приличие и как-то обосновать отвод Бондарева. Эту функцию попытался взять на себя башкирский поэт и писатель Мустай Карим. Он сообщил, что Союз писателей России собрался выдвинуть Бондарева ещё и на Ленинскую премию, правда, не за «Горячий снег», а как одного из сценаристов киноэпопеи «Освобождение». Намёк был прозрачен: надо бы уступить дорогу Бондареву в предстоящей схватке за Ленинскую премию. Правда, Николай Тихонов предостерёг коллег: выдвинуть – это ещё не значит присудить. Он напомнил историю про Константина Симонова, когда в одном и том же году писателя выдвинули на Ленинскую премию