Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

м-ром Смитом из Западной Африки многочисленными особями муравья Anomma, взятыми из одного гнезда. Быть может, читатель лучше представит себе разницу в размерах этих рабочих, если я вместо простых размеров приведу для наглядности такое сравнение: представим себе, что мы видим рабочих, строящих дом, из которых одни имеют в вышину пять футов четыре дюйма, другие же – шестнадцать футов; прибавим к этому, что у больших рабочих голова не в три, а в четыре раза более головы малых, челюсти же в пять раз больше. Челюсти рабочих муравьев разных размеров представляют особенно поразительное разнообразие по своему виду, по форме и числу зубцов. Но для нас важно, что хотя рабочие по размерам могут быть подразделены на несколько каст, однако между ними существует ряд постепенных переходов, как существуют переходы и между их поразительно разнообразными челюстями. Я смело говорю о последнем, потому что сэр Дж. Леббок нарисовал для меня при помощи камеры-люциды вырезанные мною у разных рабочих челюсти. М-р Бете в своей интересной книге «Натуралист на Амазонской реке» привел аналогичные случаи.

Имея перед собой такие факты, я не сомневаюсь, что естественный отбор, путем воздействия на плодовитых муравьев или родителей, мог бы произвести такой вид, который постоянно образовывал бы бесполые особи все большего размера с челюстями одной формы, или всех малой величины с весьма различными челюстями, или, наконец, что представляет наибольшее затруднение, одну группу одной величины и строения и одновременно другую группу иной величины и строения; при этом сначала образовался бы ряд последовательных переходов, как это мы видим у африканского муравья, а потом крайние формы появлялись бы все в большем и большем числе как результат переживания производящих их родителей, пока промежуточные особи не перестали бы совсем появляться.

Аналогичное объяснение было предложено м-ром Уоллесом для столь же сложного случая появления у некоторых малайских бабочек двух или даже трех различных форм самок, и Фрицем Мюллером для некоторых бразильских ракообразных с двумя весьма различными формами самцов. Но здесь нет надобности входить в обсуждение этих явлений.

Таким образом, как я думаю, мне удалось объяснить происхождение двух резко различных каст бесплодных рабочих, существующих в одном и том же гнезде, но сильно отличающихся как друг от друга, так и от родителей. Насколько это полезно для муравьиных общин, можно понять, исходя из того же самого принципа разделения труда, который приносит такую большую пользу цивилизованному человеку. Муравьи, однако, работают при помощи унаследованных инстинктов и унаследованных органов или орудий, тогда как человек работает при помощи приобретенного знания и специально изготовленных инструментов. Но я должен сознаться, что при всей моей вере в естественный отбор я никогда не предположил бы, что этот принцип может проявляться в столь значительной степени, если бы меня не привели к этому заключению примеры, представляемые бесполыми насекомыми. Потому я и остановился на этом вопросе несколько долее, хотя вообще недостаточно подробно как для того, чтобы доказать значение естественного отбора, так и ввиду того, что эти случаи представляют собой одно из величайших затруднений для моей теории. Эти случаи интересны еще и потому, что ими доказывается, что животное, как и растение, может подвергнуться любому изменению путем накопления многочисленных слабых, случайных изменений, лишь бы они были в чем-нибудь полезны, без всякого участия упражнения или привычки. Своеобразные привычки, присущие рабочим или бесплодным самкам, сколько бы времени они ни существовали, конечно, не могли бы воздействовать на самцов и плодущих самок, которые только и дают потомство. И меня удивляет, что до сих пор никто не воспользовался этим демонстративным примером бесполых насекомых против хорошо известного учения об унаследованных привычках, защищаемого Ламарком.

Общие выводы

Я посвятил эту главу краткому доказательству изменяемости умственных способностей у наших домашних: животных и наследственной передачи этих изменений. Еще короче я старался доказать, что инстинкты слабо изменяются в естественных условиях. Никто не станет оспаривать, что инстинкты имеют огромное значение для каждого животного. Поэтому в действительности нет затруднения в том, чтобы при измененных условиях существования естественный отбор усиливал до известной степени слабые изменения инстинктов, если только они полезны в каком-либо направлении. Возможно, что в некоторых случаях свое влияние оказывают также и привычки и употребление или неупотребление органа. Я не претендую на то, чтобы приведенные в этой главе факты хотя бы до некоторой степени делали мою теорию более сильной, но, сколько могу судить, ни один из приведенных затруднительных случаев и не опровергает ее. С другой стороны, такие факты, как то, что инстинкт не всегда бывает совершенным и может вести к ошибкам, что ни для одного инстинкта нельзя доказать его образование на пользу другим животным, хотя одни животные извлекают пользу из инстинктов других, что естественно-исторический закон «Natura non facit saltum»[20] настолько же приложим к инстинктам, как и к строению организма, и совершенно объясним на основании вышеизложенных взглядов, но необъясним никаким другим путем, – все это, скорее, служит к подкреплению теории естественного отбора.

Эта теория подкрепляется и некоторыми другими фактами, касающимися инстинктов, как, например, тем обыкновенным случаем, когда два близких, но различных вида, живущие в разных странах света и находящиеся в чрезвычайно различных условиях, часто сохраняют почти одни и те же инстинкты. Например, исходя из принципа наследственности, мы можем понять, почему дрозд тропических частей Южной Америки обмазывает свое гнездо глиной совершенно так же, как это делается нашим британским дроздом; почему птицы-носороги Африки и Индии обладают одним и тем же необычайным инстинктом замуравливать и подвергать заточению своих самок в дуплах деревьев, оставляя в замазке только небольшое отверстие, через которое самец кормит самку и птенцов, когда они выведутся; почему самцы североамериканского крапивника (Troglodytes) устраивают так называемые «петушьи гнезда», служащие насестом, совершенно так, как это делается нашим самцом-крапивником, и что представляет собой привычку, которая совершенно не похожа на привычки какой бы то ни было другой известной птицы. Наконец, хотя, быть может, это и не является логической дедукцией, но мне дает гораздо больше удовлетворения считать, что такие инстинкты, как инстинкт молодой кукушки, выбрасывающей своих сводных братьев, инстинкт муравьев, захватывающих рабов, инстинкт личинок-ихневмонов, питающихся внутри живой гусеницы, не нарочно дарованные или созданные инстинкты, а только небольшие следствия одного общего закона, обусловливающего развитие всех органических существ, именно размножения, изменения, переживания наиболее сильных и гибели слабых.

Чарлз Дарвин в 69 лет. Фотограф Леонард Дарвин, 1878

Шестилетний Чарлз Дарвин с сестрой Кэтрин. Художник Эллен Шарплз