Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

правильном методе исправления учеников. Не знаю, принес ли пользу примененный мною метод. Юноша вскоре забыл об инциденте, и нельзя сказать, чтобы его поведение значительно улучшилось. Но я глубже осознал обязанности учителя по отношению к ученикам.

Мальчики и после часто совершали проступки, но я никогда не прибегал к телесным наказаниям. Таким образом, воспитывая детей, живших со мной, я постигал силу духа.

XXXV. Плевелы в пшенице

Именно на ферме Толстого мистер Калленбах обратил мое внимание на проблему, которая раньше для меня не существовала. Как я уже говорил, некоторые мальчики были испорчены и непослушны. Были и лентяи. Три моих сына, как и все другие дети, ежедневно общались с ними. Это обеспокоило мистера Калленбаха. По его мнению, именно моим детям не следовало находиться с непослушными мальчиками. Однажды он сказал:

– Мне не нравится, что вы позволяете вашим детям общаться с испорченными детьми. Это может привести к тому, что плохая компания испортит и их.

Не помню, озадачил ли он меня тогда этим вопросом, но я ответил следующее:

– Разве я могу относиться по-разному к своим сыновьям и к этим бездельникам. Я одинаково в ответе за тех и других, так как сам пригласил их сюда. Если бы я дал этим бездельникам немного денег, они, конечно, тотчас убежали бы в Йоханнесбург и вернулись к своим прежним занятиям. По правде говоря, вполне возможно, что они и их наставники считают, что, приехав сюда, они тем самым наложили на меня определенное обязательство. Мы с вами очень хорошо знаем, что им здесь приходится мириться с большими неудобствами. Но мой долг ясен: воспитывать их, и поэтому мои сыновья в силу необходимости должны жить вместе с ними. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я отныне стал прививать своим сыновьям чувство превосходства над другими мальчиками. Это означало бы сбить их с правильного пути. Общение с детьми будет хорошей школой для них. Они сами научатся отличать добро от зла. Ведь можно предположить, что, если в них действительно заложено что-то хорошее, они обязательно повлияют на товарищей. Но как бы там ни было, я не могу держать своих сыновей отдельно, и если это влечет за собой известный риск, приходится на него пойти.

Мистер Калленбах покачал головой.

Нельзя сказать, чтобы в результате такого общения мои сыновья стали хуже. Напротив, я вижу, что они кое-что от него приобрели. Чувство превосходства, если оно и было у них, вскоре исчезло, и они научились бывать в обществе самых разных детей. Пройдя через испытание, они стали более дисциплинированны.

Этот и аналогичные опыты показали мне, что если учить хороших детей совместно с плохими и позволить хорошим детям водиться с плохими, то они ничего не потеряют при условии, что опыт будет проводиться под бдительным наблюдением родителей и наставников. Даже при тщательном надзоре дети не всегда гарантированы от всякого рода соблазнов и порчи.

Однако несомненно, что, когда мальчики и девочки, воспитанные по-разному, живут и обучаются совместно, их родители и учителя подвергаются самому суровому испытанию. Они должны быть постоянно бдительны.

XXXVI. Пост как епитимия

С каждым днем мне становилось все более ясным, насколько трудно правильно воспитывать и обучать мальчиков и девочек. Чтобы стать настоящим учителем и наставником, я должен завоевать их сердца, разделять их радости и печали, помогать решать те проблемы, с которыми они сталкивались, и направлять в правильное русло беспокойные устремления юности.

Когда были освобождены из тюрьмы участники сатьяграхи, почти все обитатели фермы Толстого покинули ее. Немногие оставшиеся на ферме в основном были колонистами из Феникса. Поэтому я переселил всех в Феникс. Здесь мне пришлось пройти через тяжкое испытание.

Мне приходилось разъезжать между Йоханнесбургом и Фениксом. Однажды, находясь в Йоханнесбурге, я получил известие о нравственном падении двух жителей ашрама. Известие о поражении или победе движения сатьяграхи не удивило бы меня, но эта новость поразила как гром. В тот же день я выехал поездом в Феникс. Мистер Калленбах настоял на своем желании сопровождать меня. Он видел, в каком состоянии я находился, и не допускал мысли, чтобы я поехал один, тем более что именно он передал мне известие, столь расстроившее меня.

Когда я ехал в Феникс, казалось, я знал, как следует поступить. Я чувствовал, что наставник или учитель несет ответственность за падение подопечного или ученика. Жена уже предупреждала меня однажды относительно этого дела, но, будучи доверчив по натуре, я пренебрег ее предостережением. Я чувствовал, что единственный путь заставить виновных понять мое страдание и глубину их падения – это прибегнуть к какой-нибудь епитимии. И я решил поститься семь дней, а на протяжении четырех с половиной месяцев принимать пищу только раз в день. Мистер Калленбах пытался отговорить меня, но напрасно. В конце концов он признал правильность моего поступка и настоял на том, чтобы присоединиться ко мне. Я не мог противиться этому открытому выражению любви.

Принятие обета сняло тяжесть с моей души, и я почувствовал огромное облегчение. Гнев против провинившихся утих, уступив место чувству жалости к ним. Таким образом, я приехал в Феникс, значительно успокоившись. Я произвел дальнейшее расследование и познакомился еще с некоторыми подробностями, которые мне нужно было знать.

Моя епитимия огорчила всех, но вместе с тем прояснила атмосферу. Каждый понял, как ужасно совершить грех, и узы, связывавшие меня с детьми, стали крепче и искреннее.

Обстоятельства, сложившиеся в результате этого инцидента, вынудили меня несколько позже поститься на протяжении двух недель. Результаты этого поста превзошли даже мои ожидания.

Моя цель состоит не в том, чтобы доказать на основе этих инцидентов, что долг учителя – прибегать к посту в тех случаях, когда ученики совершают проступки. Я считаю, что в некоторых случаях требуется такое решительное средство. Но оно предполагает проницательность и силу духа. Там, где нет подлинной любви между учителем и учеником, где проступок ученика не задевает за живое учителя, а ученик не уважает учителя, пост не нужен. Таким образом, если необходимость соблюдения поста в подобных случаях сомнительна, ответственность учителя за ошибки учеников всегда несомненна.

Первая епитимия оказалась нетрудной для нас обоих. Я продолжал заниматься обычной своей работой. В течение всего периода епитимий я строго придерживался фруктовой диеты. Последние дни второго поста были для меня очень тяжелы. Тогда я не понимал полностью чудесного воздействия «Рамаяны», и вследствие этого моя способность переносить страдания была меньше. Кроме того, я не знал техники поста, в частности не знал, что необходимо пить много