Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди

воды, как бы это отвратительно и противно ни было. В то время тот факт, что я очень легко перенес первый пост, сделал меня довольно беззаботным в отношении второго. Так, в течение первого поста я ежедневно принимал ванны Куне, а во время второго поста я на второй или на третий день перестал принимать их; я мало пил воды, так как это было противно и вызывало тошноту. Горло пересохло, и последние дни поста я мог говорить только шепотом. Однако, несмотря на это, я продолжал работу и диктовал письма, я регулярно слушал чтение отрывков из «Рамаяны» и других священных книг. У меня было даже достаточно сил, чтобы обсуждать насущные вопросы и давать советы.

XXXVII. Перед свиданием с Гокхале

Я должен опустить многие из своих воспоминаний о жизни в Южной Африке.

По окончании движения сатьяграхи, в 1914 г., я получил от Гокхале указание вернуться на родину, побывав предварительно в Лондоне. В июле Кастурбай, Калленбах и я отправились в Англию.

Во время сатьяграхи я ездил только в третьем классе. Поэтому и в данном случае я взял билеты третьего класса. Между условиями путешествия в третьем классе на пароходе этой линии и условиями на индийских каботажных судах и в железнодорожных поездах огромная разница. На индийских кораблях едва хватало мест для сидения, еще меньше для спанья и было очень грязно. На пароходе, направлявшемся в Лондон, было достаточно просторно и чисто, и, кроме того, пароходная компания предоставила нам специальные удобства. В нашем распоряжении был отдельный клозет, а пароходный буфетчик, зная, как мы привыкли питаться, распорядился снабжать нас фруктами и орехами. Как правило, пассажиры третьего класса почти не получали их. Благодаря этим удобствам все восемнадцать дней плавания были весьма приятными.

Кое-что из происшедшего с нами во время путешествия достойно быть отмеченным. Мистеру Калленбаху очень нравились бинокли, и у него были два очень дорогих бинокля. Об одном из них мы вели ежедневно дискуссии. Я старался ему доказать, что владение такой дорогой вещью не соответствует тому идеалу простоты, которого мы мечтали достигнуть. Как-то раз мы ожесточенно спорили на эту тему, стоя у иллюминатора нашей каюты.

– Вместо того чтобы делать из них яблоко раздора между нами, не лучше ли бросить их в море и разом все кончить? – спросил я.

– Конечно, выбросите эти проклятые вещи, – ответил Калленбах.

– Я так и сделаю, – сказал я.

– Прекрасно, – последовал быстрый ответ.

Я бросил бинокли в море. Они стоили фунтов семь, но ценность их определялась не столько ценой, сколько пристрастием мистера Калленбаха к ним. Но, освободившись от них, он не раскаивался в этом.

Таков был один из многих инцидентов, происшедших между мной и мистером Калленбахом.

Ежедневно мы узнавали что-нибудь новое, так как оба стремились идти путем истины. В поисках истины, естественно, исчезают гнев, эгоизм, ненависть и т. п. Иначе истина была бы недостижима. Человек, который руководствуется страстью, может иметь вполне благие намерения, может быть правдив на словах, но никогда не найдет истины.

Успешные поиски истины означают полное освобождение от взаимно противоположных чувств: любви и ненависти, счастья и несчастья.

Мы отправились в путешествие несколько дней спустя со времени моего поста. Силы мои еще не полностью восстановились. Обычно я прогуливался по палубе, чтобы развить аппетит и лучше переваривать съеденное. Но даже такие прогулки были мне не под силу, причиняя боль в ногах. Прибыв в Лондон, я обнаружил, что мое состояние не только не улучшилось, но еще более ухудшилось.

Познакомившись с доктором Дживраджем Мехтой, я изложил ему историю своего поста и рассказал о болях в ногах. Он сказал:

– Боюсь, что у вас отнимутся ноги, если в течение нескольких дней вы не будете соблюдать полный покой.

Именно тогда я узнал, что человек, перенесший длительный пост, не должен торопиться с восстановлением своих прежних сил и вместе с тем должен обуздывать свой аппетит. После поста необходима большая осторожность и, возможно, бо́льшие ограничения, чем при его соблюдении.

На острове Мадейра мы услышали, что в любой момент может разразиться мировая война. Когда же мы проходили Ла-Манш, то получили известие о начале войны. Наше судно на некоторое время задержали. Было трудно пробуксировать его между подводными минами, которые были установлены по всему проливу, и нам потребовалось около двух дней, чтобы дойти до Саутгемптона.

Война была объявлена 4 августа. В Лондон мы прибыли 6-го.

XXXVIII. Мое участие в войне

Приехав в Англию, я узнал, что Гокхале застрял в Париже, куда он поехал лечиться. Сообщение между Парижем и Лондоном было прервано, и никто определенно не знал, когда он вернется. Я не хотел возвращаться на родину, не повидав его.

Что же было тем временем делать? В чем заключался мой долг в отношении войны? Сорабджи Ададжания, товарищ по тюремному заключению и сатьяграхе, готовился тогда в Лондоне к юридической карьере. Как один из лучших приверженцев сатьяграхи он был послан в Англию, чтобы стать адвокатом и иметь возможность заменить меня по возвращении в Южную Африку. Доктор Прандживандас Мехта предоставил ему для этого средства. Вместе с Ададжания я беседовал с Дживраджем Мехтой и другими индийцами, учившимися в Англии. По договоренности с ними мы созвали собрание индийцев, проживающих в Великобритании и Ирландии. Я изложил перед ними свои взгляды.

Я считал, что индийцы, живущие в Англии, должны принять какое-то участие в войне. Английские студенты поступали добровольцами в армию, и индийцы могли сделать то же. Против этого было выдвинуто множество возражений. Утверждали, что между положением индийцев и положением англичан – пропасть. Мы – рабы, а они – хозяева. Как может раб помогать хозяину, если последний очутился в беде? Разве не долг раба, стремящегося к освобождению, использовать затруднения хозяина? Эта аргументация в то время не действовала на меня. Я понимал различие в положении индийцев и англичан, но не считал, что мы низведены до положения рабов.

Мне казалось тогда, что дело не в британской системе как таковой, а в отдельных британских чиновниках и что мы можем перевоспитать их своей любовью. Если, оказывая помощь англичанам и сотрудничая с ними, мы смогли бы улучшить свое положение, то наш долг стоять с ними плечом к плечу в годину испытаний и тем привлечь их на свою сторону. Я видел, что британская система порочна, но все же тогда не считал ее нетерпимой, как считаю теперь. Потеряв веру в эту систему, я отказываюсь сотрудничать с британским правительством. Естественно, что мои друзья,