Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

«Непобедимые аскеры» (турецкие солдаты) терпели одно поражение за другим, а 18 ноября русская эскадра под командованием вице-адмирала П. С. Нахимова разгромила в Синопском сражении турецкий флот. Турецкий командующий Осман-паша был взят в плен, а английский инструктор капитан А. Слейд еле успел унести ноги на единственно спасшемся корабле «Таиф».

Это была катастрофа не только для Стамбула, но и для Лондона. Англичане так долго готовили турецкую армию и флот, так заботливо ее пестовали, столько потратили усилий и средств, чтобы превратить в силу, способную сокрушить военную силу России. Они были уверены, что теперь турки сами, без посторонней помощи смогут не только противостоять русским, но и отвоевать у них Крым и Кавказ. Теперь всем этим иллюзиям пришел конец.

В Лондоне после Синопа началась настоящая истерика. Английские газеты и журналы, политические деятели разных мастей каждодневно начали трубить о «русской опасности», и можно было подумать, что русские или уже высадились, или вот-вот высадятся где-нибудь в районе Дувра. При этом начавшуюся войну объявляли «борьбой варваров», под которыми подразумевались русские, с «цивилизацией», которую вдруг начала олицетворять Турция!

Париж вначале был более сдержан. Французский посол в Петербурге маркиз А. Кастельбажак (1787–1864), назначенный в Россию еще в 1849 году, принес свои поздравления канцлеру К. В. Нессельроде «в связи с победой при Синопе». Император оценил этот шаг и удостоил посла особой аудиенции. Но французский жест оказался лишь «милой учтивостью». К слову сказать, английский посол лорд Д. Г. Сеймур никаких «поздравлений» не приносил…

Трудно было сомневаться, что в Лондоне и Париже не бросят на произвол судьбы «больного человека» – Турцию. Начальник Корпуса жандармов Л. В. Дубельт записал в дневнике под 23 декабря 1853 года последние агентурные сведения в Петербурге: «Швея, живущая у супруги английского посланника Сеймура, своею сметливостью и усердием приобрела любовь посланницы. Вчера посланница призвала ее к себе и предупредила, чтобы искала себе другое место, ибо по политическим обстоятельствам посольство в короткое время должно будет оставить Россию». Из указанного следовало, что в Лондоне уже приняли решение разорвать отношения с Россией и начать войну.

1 января 1854 года английский посол Сеймур и французский Кастельбажак уведомили графа Нессельроде, что англо-французская эскадра вошла в Черное море. Это уже был прямой вызов России, это было преддверием войны. В Лондоне и Париже ждали, что Император Николай немедленно объявит войну, но ожидания не оправдались. Россия сохраняла самообладание и на провокацию не поддалась.

После начала войны с Турцией, в конце октября 1853 года, Николай I собственноручно составил особую «Записку о войне с Турцией», в которой были изложены его представления о возможном развитии событий. Император прекрасно понимал грядущие перспективы и намечаемые комбинации. Собственно, таких комбинаций он насчитал четыре:

1. Оборонительная война против турок в Европе и наступательная в Азии.

2. Оборонительная против турок в союзе с Францией и Англией и наступательная в Азии.

3. Наступательная в Европе и Азии против одних турок.

4. Наступательная в Европе и Азии, несмотря на союз турок с Англией и Францией.

Исходя из этого, формулировались и военно-государственные задачи, с одной страны, обеспечить безопасность границ, а с другой – нанести противнику наибольшие военные потери. Первые подготовительные оборонительные мероприятия начались еще весной, а осенью они приняли характер полномасштабной национально-государственной мобилизации.

Николай Павлович думал о войне, предвидел ее, готовился к ней, но он ее не желал, не желал до самого последнего момента. Когда в январе 1854 года Наполеон прислал ему напыщенное письмо, где совершенно облыжно обвинял Россию в «агрессии», то Русский Царь откликнулся спокойным, твердым, но миролюбивым ответом.

Подробно разобрав и опровергнув все французские инсинуации, замечал: «Если при всем том, Ваше Величество, с меньшим равнодушием к моей чести, возвратитесь чистосердечно к нашей обоюдной программе, если Вы подадите мне от сердца Вашу руку, как я Вам предлагаю свою в эти последние минуты, я охотно забуду все, что в прошедшем могло бы быть для меня оскорбительным».

Наполеон думал и чувствовал совершенно иначе, он был одержим жаждой войны. Лорду Пальмерстону он послал письмо, где восклицал: «Положение, уготованное мне судьбой, – это война с Россией, война тяжелая и опасная, я рискую в ней, может быть, моей короной, но я принял твердое решение довести дело до конца. Я буду поступать в этих тяжелых обстоятельствах, как поступал всегда, – с настойчивостью, с энергией и не отступлю ни на пядь, даже если это должно стоить мне всех богатств Франции и крови моих подданных».

Прочитав эти полубезумные восклицания, опубликованные во французских и английских газетах (!), Николай Павлович не особенно и удивился. Чего ждать от человека, который всю жизнь лицемерил. Вот и теперь во имя чего и во имя кого «император французов» собирается жертвовать богатствами страны и жизнью французов? Во имя интересов Британии, во имя жалкого тщеславия, жаждущего «сатисфакции» за разгром «непобедимой армии» его дяди Наполеона I?

Вспомнился анекдот, рассказанный послом в Париже П. Д. Киселевым (1800–1869). Парижане шутили: новоиспеченный Император любит молчать, но как только раскроет рот, то сразу же с языка его слетает или ложь, или глупость…

Глава 12. Последний год

Последний год для Императора Николая I оказался самым тяжелым в его жизни. Это время – сплошная череда волнений, переживаний и разочарований. За все предыдущие десятилетия он не испытал столько горечи, сколько довелось пережить в последние месяцы земного бытия. Во время беседы 29 января 1854 года признался Л. В. Дубельту, что «его здоровье не выдержит настоящих тревог и кровавой всеобщей несправедливости».

Казалось, что порой сил больше недостанет, что только безрадостная холодная тьма проступает со всех сторон, но отчаяние душой не овладело. Он – Повелитель Империи – пример, образец и водитель миллионов; он не имеет права проявлять слабость, не может смалодушничать, не может отступить от предначертанного пути. Почти пропал аппетит, приступы бессонницы следовали все чаще и чаще, но духом был бодр. Лишь только молился еще усерднее, наверное, так, как никогда не молился раньше…

Когда началась война с Турцией, Император прекрасно понимал, что западные державы не смирятся «просто так» с ее поражением, что России не простят борьбы за справедливость, которую она являла. Он читал английские и французские газеты и журналы, прекрасно был знаком со злобной враждебной риторикой, направленной и против России, и против него лично, но все равно оставалась надежда, что благородные, джентльменские принципы, здравый смысл наконец возобладают.

Даже тогда, когда осенью 1853 года стало доподлинно известно, что Париж и Лондон начали вести закулисную работу с польскими эмигрантами, стараясь сплотить их, создать некий «волонтерский