Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

В вышепроцитированном дневнике Тютчевой приведено мнение Государя о том, что в России только один союзник – климат. К марту 1854 года это стало горькой очевидностью. Англия, Франция, Сардинское королевство и Турция – открытые враги, Швеция сосредоточила свою армию на границе с Финляндией, и были опасения, что и она со дня на день может вторгнуться в Россию, чтобы добиться реванша за все проигранные военные кампании XVIII – начала XIX века.

Самое тяжелое и непереносимое, что центральные державы – Пруссия и Австрия – предали все многолетние союзнические узы и не только не выказывали никакой солидарности, но даже наоборот: существовала реальная опасность, что они могут примкнуть к антирусской коалиции. «Великая монархическая триада» фактически перестала существовать.

При дворе Царского шурина Короля Фридриха-Вильгельма IV открыто обсуждали выгоды и возможности войны с Россией. Было уже известно, что Англия заверяла Берлин в своей «твердой поддержке», если Пруссия вознамерится аннексировать «остзейские» (прибалтийские) провинции России.

Через много лет в своих «Воспоминаниях» О. Бисмарк рассказал, какие именно настроения витали в Берлине в период Крымской войны, какие там возникали планы: «Намечалось расчленение России, отторжение от нее остзейских губерний, которые, включая Петербург, должны были отойти к Пруссии и Швеции, отделение всей территории Польской республики в самых обширных ее пределах, раздробление остальной части на Великороссию и Малороссию, хотя и без того едва ли не большинство малороссов оказывались в пределах максимально расширенной территории Польской республики».

Здравомыслящие пруссаки, к числу которых относился и Бисмарк, считали преступным легкомыслием вступать в схватку с Россией. Принцу Вильгельму, будущему Германскому Императору Вильгельму I, одно время чрезвычайно увлеченному идеей «принуждения России к миру» путем военного давления, разъяснял: «Наши собственные интересы не только не требуют разрыва с Россией, но, скорее даже наоборот, говорят против этого; напав на постоянного соседа, до сих пор являющегося нашим другом, не будучи спровоцированы, мы сделаем это либо из страха перед Францией, либо в угоду Англии и Австрии».

Берлин не встал открыто на сторону врагов России, но 20 апреля 1854 года подписал с Веной договор об оборонительном и наступательном союзе, в соответствии с которым Австрии, «в случае войны с третьей страной» (ясно было, что речь шла только о России), обещалась прусская помощь в виде 200-тысячной армии! При этом «бывшие друзья» потребовали от России покинуть Придунайские княжества!

Самую же страшную и неизлечимую рану Императору Николаю нанесла Австрия. Император Франц-Иосиф в кругу своих близких при начале Крымской кампании заявил: «Мы удивим мир своей неблагодарностью». И обещание сдержал. Более низкого и подлого поведения по отношению к стране-благодетельнице – России – вообразить себе было невозможно.

В январе 1854 года в Вену с особой миссией был командирован граф А. Ф. Орлов. Он вернулся в Петербург в последних числах января и привез утешительные вести. Как его уверяли высшие должностные лица, «Австрия привержена миру» и «принципам старой дружбы». Ему о том говорил министр иностранных дел граф К. Ф. Буоль (1797–1865), да и сам Император Франц-Иосиф. Однако не успел еще Орлов, что называется, отряхнуть дорожную пыль, как из Вены начали поступать совсем иные сообщения.

В Вене уверяли, что Австрия «вынуждена» занять антирусскую позицию, так как Франция якобы пригрозила в противном случае «отнять» ее итальянские владения! Эта была неуклюжая отговорка. Австрийский Император являлся не только носителем декоративного титула «Императора Священной Римской Империи», но и был «верным сыном» Католической Церкви. Папа же Пий IX метал громы и молнии по адресу «русских схизматиков», что не могло не подействовать на впечатлительного Франца-Иосифа.

Играли свою роль и соображения имперского гегемонизма. Австрийские националисты мечтали о расширении Империи до пределов Черного моря, и таким поползновениям мешала именно Россия. Когда же на нее ополчилась «Европа», а разгром восточного соседа казался лишь вопросом времени, Австрия не хотела оказаться лишней при дележе «русского пирога».

Николай Павлович не мог вообразить, что «его сын» Император Франц-Иосиф способен на такое неблагодарное вероломство: открыто примкнуть к врагам России и требовать от нее сдачи своих позиций! Самое же отвратительное и непредставимое то, что правитель, называющий себя «христианином», неукоснительно исполняющий все требования католического вероисповедания, стал защитником султана Абдул-Меджида и его правительства, для которых притеснения и гонения христиан являлись непременными атрибутами политики.

18 февраля 1854 года Император написал письмо Францу-Иосифу, полное возмущенных обличений: «Позволишь ли ты себе, апостольский Император, интересы турок сделать своими? Допустит ли это твоя совесть? Произойди это, Россия одна под сенью Святого Креста пойдет к своему святому назначению. Если ты будешь поддерживать дело турок и пойдешь против меня под знаком полумесяца, то это приведет к отцеубийственной войне».

Франц-Иосиф готов был разорвать все связи с Россией, он готов был и к нападению на нее, когда «представится благоприятная минута». Австрийская армия стала концентрироваться на границе с Российской Империей. В свою очередь России пришлось держать на этих рубежах крупные армейские подразделения, чтобы «достойно» встретить врага. Когда англо-французские интервенты начали военные сражения в Крыму, то русской армии пришлось там задействовать лишь часть своих военных ресурсов.

Бисмарк потом очень верно написал, что, если бы двухсоттысячная русская армия, расквартированная в Польше, «была переброшена в Крым, она приобрела бы решающее влияние на создавшуюся там ситуацию, но положение на австрийской границе не позволило осуществить такой поход».

Порой Императору изменяла сдержанность, когда получал депеши из Вены, которая, не стесняясь, все больше и больше уже открыто солидаризировалась с Лондоном и Парижем. «Не верю!», «Каналья!», «Мерзавец!», «Негодяй!» – таковы были восклицания Николая Павловича на полях донесений, касающихся Австрии и лично канцлера Ф. Буоля.

В июне 1854 года Император писал командующему Дунайской армией И. Ф. Паскевичу: «Ежели война с австрийцами будет неизбежна, ты в совокупности сил найдешь возможность и случай приобрести неувядаемую славу, горько наказав вероломных и неблагодарных подлецов».

Графу П. Д. Киселеву Николай Павлович признавался: «Я жестоко наказан за излишнюю доверчивость по отношению к нашему молодому соседу (Императору Францу-Иосифу). С первого свидания я почувствовал к нему такую же нежность, как к собственным детям. Мое сердце приняло его с бесконечным доверием, как пятого сына. Два человека пытались избавить меня от столь сильного заблуждения[158]. Я был возмущен и несправедливо отнесся к их добрым намерениям. Ныне я признаю это и прошу у них прощения за мое ослепление».

Английская дипломатия могла торжествовать. Наконец-то Англии удалось сколотить всеевропейскую антирусскую коалицию, способную, как казалось, поставить Россию на колени. Пальмерстон – главный глашатай военного сокрушения России – ликовал. Он был убежден, что