Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

констатировал через сто лет А. Ф. Керенский, «это программа Наполеона, от которого Россия спасла Европу. Это программа Вильгельма II и Гитлера, от которых меньше, чем через сто лет, Россия будет спасать вместе с Англией и США всю западную цивилизацию».

Покровителем христиан вдруг решил стать и новоиспеченный «император французов» принц Шарль Луи-Наполеон (1808–1873). Он являлся племянником Наполеона Бонапарта; его отец – брат Наполеона Луи (1778–1846), бывший несколько лет (1806–1810) «Королем Голландии», а мать – Гортензия Богарне (1783–1837).

После июньской революции 1848 года принц Луи-Наполеон вернулся во Францию из Англии и быстро стал завоевывать популярность. В сентябре того года он избирается членом Учредительного собрания, а уже в декабре – президентом республики. В декабре 1851 года он устанавливает диктатуру, а через год провозглашается «императором французов», принимая имя Наполеона III[154].

Это замечательное сальто-мортале Луи-Наполеона – от республиканца и либерала до практически неограниченного Императора – являлось как бы исторической иллюстрацией замечательного афоризма Митрополита Филарета (Дроздова): «Ход республики, как и ход холеры, предугадать невозможно»…

«Наполеон Маленький», как его звали многочисленные недоброжелатели, грезил о лаврах своего дяди, который к середине XIX века превратился в объект культового поклонения во Франции. Один из способов своего имперского утверждения помимо бесконечных военных кампаний и авантюр стала и новая роль: покровителя Католической Церкви. Ватикан и ревностный ортодокс папа Пий IX (1846–1878) обрели в лице «короля французов» не только надежного союзника, но «верного сына».

Французские миссии и представительства по всему Средиземноморью, но особенно в Турции, превратились в католические центры антирусских и антиправославных интриг и инспираций. По наущению и под давлением Франции в начале 1853 года турки отобрали у православных греков ключи от Храма Рождества в Вифлееме, которыми те владели давным-давно, передав их католикам. При этом Вертеп Христов был поруган снятием с места Рождества Христова серебряной звезды[155].

Император Николай был потрясен и возмущен выше всякой меры. Он не признал Наполеона III равным себе по статусу, называл его не «братом», как то было принято в мире королей и правителей «милостью Божией», а только «другом», что чрезвычайно уязвляло непомерное тщеславие короля-авантюриста. Знал, что Наполеон мечтает о военных лаврах своего известного дяди, но что он сподобится сделать местом своих интриг Святые Места – подобного предположить не мог.

Николай Павлович, узнав о событиях в Вифлееме, немедленно обратился к султану с жестким протестом, напомнив ему о тех обязательствах по охране прав православных, которые Турция ранее не раз брала в соответствии с договорами с Россией. В конце марта 1853 года в Стамбул был отправлен с особой миссией князь А. С. Меншиков (1787–1869), который должен был уговорить султана восстановить права России по покровительству православным и вернуть Храм Рождества в «первобытное состояние».

Султан первоначально заколебался, готов был отступить, но тут уж ему на помощь пришла совместная коалиция Англии и Франции, требовавшая по отношению к России «непримиримости». Поездка Меншикова никаких результатов не принесла. 15 июня 1853 года был опубликован Царский Манифест, в котором говорилось, что Турция нарушила все ранее достигнутые договора о защите православных, отвергла право России выступать охранительницей и попечительницей Православия на Святой Земле.

В ответ на подобное вероломство Россия приняла решение занять Придунайские княжества Валахия и Молдавия, находившиеся в вассальной зависимости от Стамбула. Но при этом в Манифесте особо подчеркивалось, что «и теперь не намерены Мы начинать войны; занятием княжеств Мы хотим иметь в руках наших такой залог, который бы во всяком случае ручался Нам в восстановлении Наших прав».

В Париже и Лондоне бушевал просто шквал ненависти по отношению к России. Естественно, ни о каких «Святых Местах» там речи не было, да они давно как именно «святые» никого там не интересовали. Сам Наполеон верил карточным предсказаниям и бытовым приметам, а отнюдь не Церкви Христовой. Для него это была большая политическая игра, шанс укрепить свое непрочное положение в роли Императора. Он хотел взять «реванш» за бесславный провал его дяди в войне с Россией в 1812 году…

Для Католицизма это был шанс распространить свое влияние на каноническую территорию Православия. Верный клеврет Пия IX, архиепископ Парижский Сибур (1792–1857), после начала военных действий не скрывал католических мечтаний развязать всемирный «крестовый поход» против России.

«Война, в которую вступила Франция с Россией, – неистовствовал архиепископ, – не есть война политическая, но война священная. Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия[156], укротить, сокрушить ее. Такова истинная цель этого нового крестового похода, и такова же была скрытая цель и всех прежних крестовых походов, хотя участвовавшие в них не признавались в этом».

14 сентября 1853 года Турция объявила войну России. Первый выстрел сделали турки, напав на флотилию русских канонерских лодок на Дунае, убив и ранив несколько десятков человек. 20 октября 1853 года Россия объявила войну Турции, а 27 октября англо-французская эскадра вошла в Босфор, хотя в соответствии с Лондонским соглашением 1841 года проливы объявлены были нейтральными.

Николай Павлович видел и понимал как трудности предстоящей войны, так и то направление, которое она может принять. Ни для кого не составляло секрета, что науськиванием Турции и ее ментором является Англия. Однако Россия не собиралась менять свою геополитическую позицию, даже в случае падения Османской Империи. Цели оставались теми же, которые в 1844 году Самодержец излагал членам британского правительства: России не нужны территориальные приобретения; она хотела спокойного устройства тех территорий и народов, которые должны получить шанс на самостоятельное развитие.

В начале ноября 1853 года Николай Павлович составил специальную «Записку о Восточном вопросе» для Нессельроде, которая должна была стать руководством к действию для русской дипломатии. В ней говорилось: «Мы остаемся верны нашему провозглашенному уже принципу отказаться, по возможности, от всякого завоевания, но вместе с тем признаем, что наступило время восстановить независимость христианских народов в Европе, подпавших, несколько веков тому назад, оттоманскому игу. Принимая на себя почин этого святого дела, мы приглашаем все христианские нации присоединиться к нам для достижения этой священной цели. Дело идет не только о христианах греко-католического вероисповедания, но и о судьбе всех христиан, без всякого различия, подвластных в Европе мусульманскому владычеству».

Однако «христианские нации» не спешили следовать призыву Русского Царя. В Лондоне, Париже и Вене просчитывали «политические комбинации» и «выгоды», которые можно было извлечь для себя из новой войны. Участь каких-то там «страдающих христиан» никого за пределами России не интересовала. Пока