Император Николай I - Александр Николаевич Боханов

«Дело Империи» впервые за весь послепетровской период стало приобретать черты «Православного дела». Как отмечал в 1842 году вице-канцлер и министр иностранных дел граф К. В. Нессельроде, «положение Православной Церкви в Палестине постоянно обращает на себя благочестивое внимание Государя Императора. По воле Его Величества, Министерство иностранных дел и Миссия в Константинополе прилагают всевозможные старания для доставления греческому духовенству законной защиты и для охранения принадлежащих ему прав».

Данная религиозная установка Императора, преломляясь в государственных акциях, возбуждала непонимание со стороны других стран, вызывала недоумение и у немалого числа подданных монарха. Одни трактовали это как опасную «русскую экспансию» и «империалистический натиск», другие же – как «безрассудство», как «недопустимую глупость». Потом, когда случилась неудачная Крымская война, в качестве «объяснений» и выпячивались упомянутые выше умозаключения, хотя исходная причина была чисто религиозного свойства.

Как констатировал в конце XIX века историк П. В. Безобразов, «Восточный вопрос был причиной последней нашей войны с Францией. Крымская кампания возгорелась из-за вопроса, который многим казался пустым и не стоящим внимания, из-за ключей Вифлеемского храма. Но дело заключалась, конечно, не только в том, кому будет принадлежать Вифлеемская святыня. Император Николай Павлович выступал в роли, которую принимали на себя все русские Цари, начиная с Иоанна Грозного, в роли покровителей и защитников Православного Востока».

В Палестине впервые за многие столетия систематически начинают появляться русские паломники, как миряне, так и духовные лица. Число их неуклонно ежегодно возрастало: от единиц и сотен в 30–40-х годах до десятков тысяч человек к началу XX века.

Однако, как оказалось, совершенно неожиданно попытки защитить права православных христиан встретили активное противодействие не столько со стороны мусульманского мира, сколько со стороны тех стран, которые называли себя «христианскими», но готовы были идти на всё, чтобы нейтрализовать или вообще пресечь русское появление в Палестине.

В 1841 году Прусский Король Фридрих-Вильгельм IV выступил с инициативой установить в Палестине «протекторат пяти держав» – Англии, Франции, Пруссии, Австрии и России. Это предложение произвело на Государя, как заметил Нессельроде, «тяжелое и болезненное впечатление». Естественно, что подобный «проект» Россией поддержан не был…

В начале 40-х годов XIX века началось межконфессиональное соперничество за «преференции» на Святой Земле, издавна служившей объектом страстных вожделений Католицизма. После изгнания крестоносцев его влияние там фактически прекратилось. В начале XIX века, на волне европейской католической Реставрации, агенты Ватикана опять возвращаются в пределы Палестины. В 1846 году Рим назначает в Иерусалим самозваного «латинского патриарха». В это время там появляются и представители протестантских религиозных групп.

Начинается конкурентная борьба и за обладание Святыми Местами, и за паству. Так как турецкие законы категорически запрещали «совращать правоверных», то все эти католические и протестантские миссионеры обратили свой главный натиск на православных – единственную христианскую конфессиональную общину, сохранившуюся на Святой Земле в начале XIX века. Они имели значительные средства, отлаженную миссионерскую технологию. Сразу это вылилось в борьбу за Иерусалимский Патриархат, за Иерусалимскую Церковь – Матерь всех Церквей.

Россия никаких административно-финансовых рычагов в тот момент в Палестине не имела. Все приходилось созидать заново, что называется, импровизировать. Цель же была высокой и неизменной – сохранить Православие на Святой Земле.

В 1839 году Россия назначила своего консула в Бейрут, в ведении которого оказывался и Иерусалим. Присутствие государственного должностного лица помогло выяснить некоторые внутренние обстоятельства существования православной общины, но ничего не могло изменить по существу. (В тот период из 15 тысяч жителей Иерусалима лишь одна тысяча являлась христианами.)

Первый церковный представитель России появился в Иерусалиме в 1843 году. Им стал «поклонник Гроба Господня» известный впоследствии востоковед, а тогда – бывший настоятель посольской церкви в Вене, архимандрит Порфирий (Успенский; 1804–1885). Несколько месяцев провел Порфирий в Палестине и Сирии, собрав огромный исторический материал и сведения о текущих событиях. Никакими иными правами архимандрит не был наделен.

Вернувшись в Россию, он поставил перед правительством вопрос о необходимости скорейшего открытия на Святой Земле постоянного русского церковного представительства. Эта тема неспешно обсуждалась и в Святейшем Синоде, и в Министерстве иностранных дел, но решительное вмешательство Императора ускорило ход событий: в начале 1847 года было принято решение об открытии Русской Духовной Миссии в Иерусалиме.

Русские паломники испокон веков появлялись на Святой Земле. Однако лишь при Николае I дело не ограничивалось более частными паломничествами отдельных русских пилигримов и денежными вспомоществованиями Иерусалимскому Патриархату, а стало принимать форму зримого присутствия Православной Империи. Заслуга в том христианина-императора Николая I несомненна.

Православное умонастроение правителя России наглядно отражено в собственноручно написанном Манифесте по поводу Крымской войны в апреле 1854 года. «Мы не искали и не ищем завоеваний, ни преобладательного в Турции влияния сверх того, которое по существующим договорам принадлежит России».

Говоря о грозящей опасности со стороны англо-французской коалиции, Император восклицал: «Православной ли России опасаться сих угроз! Готовая сокрушить дерзость врагов, уклонится ли она от Священной цели, Промыслом Всемогущим ей предназначенной. Нет!! Россия не забыла Бога. Она ополчилась не за мирские выгоды; она сражается за Веру Христианскую и защиту единоверных своих братий, терзаемых неистовыми врагами».

В данном случае совсем неважно, имел ли этот патетический велеречивый призыв конкретные последствия, способствовал ли он национальной консолидации или остался незамеченным. Примечательно другое: политика России объяснялась и обосновывалась исключительно христианской миссией. Со времени Петра I это был фактически первый случай подобного рода. Россия как бы пыталась вернуться к духовным импульсам Московского Православного Царства.

Усилие позиций Православной России на Востоке, ее давняя роль покровителя Святых Мест всегда встречала противодействие и злобное неприятие Католицизма – вечного антипода Православия. В 40-х годах XIX века в конфессиональный спор о приоритетах и преимуществах вторгаются интересы великих держав.

Для такой страны, как Англия, обладание Святыми Местами, спор католиков и православных не имел никакой собственно религиозной значимости. Англикане не признавали «истинными христианами» ни тех, ни других, считая таковыми только себе подобных. Для них был хорош любой способ, любое средство, противодействующее влиянию России, приемлем любой повод к войне, цели которой лорд Пальмерстон ясно сформулировал еще до Крымской кампании:

«Мой идеал войны, которая вскоре должна начаться с Россией, состоит в следующем: Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции; некоторые из немецких губерний России уступаются Пруссии; ядро польского королевства восстановить как барьер между Германией и Россией; Валахию и Молдавию отдать Австрии; Крым, Черкесия и Грузия отрываются от России».

Понятно, что заявленная цель – расчленение России, никак не сопряженная с решением «Восточного вопроса». Как