Конфликт, война и революция: Проблема политики в концепциях международных отношений - Пол Келли

а также в революционных покушениях и терроризме, подобном тому, за участие в котором и был казнен старший брат Ленина. Однако радикального насилия было недостаточно для того, чтобы спровоцировать революционный момент, о чем Маркс предупреждал еще в «Манифесте Коммунистической партии». Бомбы, убийства и восстания делали свое дело, но, если они не были проявлениями неминуемого восстания рабочего класса, они не могли привести к успеху. Для подлинного революционного момента, отличающегося от неудачных переворотов или таких восстаний, как Парижская коммуна 1870 г., должны были сложиться соответствующие материальные условия. Для понимания этой части логики истории требовалось подходящее теоретическое обоснование. Опасность для пролетариата состояла в том, что его могут соблазнить незрелыми бунтами анархисты, популисты и террористы – эти необоснованные и злополучные восстания могли привести лишь к укреплению сил капиталистического государства и утверждению его власти.

Когда Маркс и Энгельс писали в своем «Манифесте» 1848 г. о «коммунистической партии», они имели в виду тех, кто встанет на сторону рабочего класса в приближающейся схватке с капиталистической буржуазией. Отдавать предпочтение коммунистам значило занять определенную сторону. Но в то время быть коммунистом не значило быть членом одной-единственной, иерархически выстроенной политической организации того типа, что сегодня мы связываем с политическими партиями, будь то в однопартийных государствах или же в многопартийных демократиях. Переход к этому современному пониманию политической партии был сделан после смерти Маркса, особенно в таких странах, как Великобритания и Германия, отличавшихся модернизированными политическими системами, где постепенно возник вопрос о том, кто именно представляет рабочий класс. В этом контексте и были написаны первые работы Ленина о политической организации, позднее собранные в памфлет под названием «Что делать?». Отправившись из Сибири в швейцарскую эмиграцию, Ленин начал утверждать себя в качестве лидера русских социал-демократов (так называли коммунистов), превращая эту группу в строго структурированную организацию, в которой постепенно стали видеть политическую партию.

Значение памфлета Ленина можно упустить из виду, потерявшись в деталях исторического контекста и дискуссий. Однако Ленин определяет ряд фундаментальных элементов революционного движения, его концепцию и подход к политике. Партия состоит из небольшой группы профессиональных революционеров. Они – авангард, направляющий пролетариат, но сами они не обязательно являются частью промышленного рабочего класса. Партия должна строиться в качестве централизованного, подпольного, иерархически организованного органа, стремящегося к осуществлению революции. Ее цель – освобождение пролетариата, культивирование классового сознания и окончательное свержение классового господства. Цель партии не состоит в социальной реформе. Следовательно, такие буржуазные ценности, как демократия, свобода, равенство и права, для Ленина и любого профессионального революционера имеют второстепенное значение. Соответственно, Ленин использует свой памфлет для обоснования существенного изменения марксистской теории, в соответствии с которым вести рабочий класс к революции должна именно партия:

Только централизованная боевая организация, выдержанно проводящая социал-демократическую политику и удовлетворяющая, так сказать, все революционные инстинкты и стремления, в состоянии предохранить движение от необдуманной атаки и подготовить обещающую успех атаку [Ленин, 1963, с. 137].

Свою защиту партии Ленин начинает в контексте политики рабочего класса конца XIX в. Представление о том, что рабочий класс – движущая сила революционных перемен, создало ошибочное мнение, будто промышленных рабочих необходимо предоставить самим себе, чтобы они самостоятельно сыграли свою роль, а потому надо оградить от участия в переворотах и утопических реформаторских проектах. Однако, когда у рабочего класса в Великобритании и Германии стало развиваться самосознание, его стали отвлекать ранние реформистские идеологии, нацеленные на улучшение условий жизни за счет социальных реформ и представительства трудящихся. Казалось, что такие программы, как рабочее законодательство (включающее право на забастовку, регулирование фабричного труда и реформу социального обеспечения), предлагают ближайший или среднесрочный путь к улучшению условий жизни рабочей бедноты. Также такие программы позволяли избежать решающего конфликта с силовыми структурами государства, то есть с армией и полицией. Защитники этого подхода утверждали, что интересам рабочего класса более всего отвечает самоорганизация тред-юнионов, комитетов рабочих представителей и союзы между этими организациями и радикальными интеллектуалами, например британскими фабианцами, продолжившими традицию либеральных и утилитаристских реформаторов начала XIX в.

С точки зрения Ленина, тред-юнионистская модель политики рабочего класса представлялась опасным обманом, поскольку конфликт интересов рабочего класса и капитала носит антагонистический характер, а потому примирение невозможно. Может быть, его подозрительное отношение к буржуазным уступкам, которые он считал поверхностными и временными, было подкреплено опытом жизни в России, то есть при автократическом режиме, однако Ленин всегда был убежден в том, что рабочий класс ведет смертельную борьбу с капиталом, способную закончиться лишь падением основанного на нем строя. Его понимание марксистской теории убедило его в том, что ключом к освобождению рабочего класса является революционное свержение капитализма. Но в то же время он признавал, что пролетариат, игравший эту историческую роль, не всегда имел возможность понять свое историческое предназначение. Первейшая задача партии – вести рабочий класс к защите его истинных интересов, создавая революционное классовое сознание. Это, по-видимому, действительно оригинальное отступление от Марксовой теории идеологии стало, по Ленину, возможным потому, что у профессиональных революционеров теперь имелась революционная теория. Последняя выступала ключом к пониманию классовой политики и материальной борьбы между трудом и капиталом, причем обосновывалась эта теория тем, что возникла из материальных условий конфликта и исторического изменения. Это не просто абстрактная теория изменений, но нечто данное самой материальной логикой истории. Ленин не просто верил в теорию Маркса; он действительно считал, что Маркс раскрыл логику истории в том же смысле, в каком Дарвин и другие ученые раскрыли логику биологических изменений.

Из этой новаторской мысли следуют два момента. Во-первых, для того, чтобы избежать разложения классовых интересов тред-юнионистской и профсоюзной политикой, нужен специальный революционный авангард, который бы понимал задачу революции, а не просто реформы и был полностью предан ей. Во-вторых, такую группу не должны смущать или соблазнять краткосрочные выгоды, предлагаемые реформаторской или либеральной политикой, она должна работать, направляя рабочий класс к его собственному интересу, а именно свержению классового господства и окончательному освобождению человечества. Ленин пишет, что «нужны люди, специально посвящающие себя целиком социал-демократической деятельности, и что такие люди должны с терпением и упорством вырабатывать из себя профессиональных революционеров» [Ленин, 1963, с. 126–127]. Что это были за люди? Этот вопрос особенно важен, поскольку он имеет прямое отношение к авторитету Ленина и его товарищей, а косвенно и главных теоретиков марксизма – Маркса и Энгельса (последний на самом деле был викторианским капиталистом). Как мы уже отметили, Ленин стал революционером в университете и во время ссылки в Сибири. Отъезд за границу поставил его в центр группы эмигрантов – интеллектуалов и революционеров, но никто из них не был промышленным рабочим. Риски, связанные с изданием подпольных газет и памфлетов, сократили отрыв от промышленных рабочих, но это не давало этим людям права считать себя представителями рабочего класса. Соответственно, с точки зрения Ленина, профессиональный революционный авангард можно набирать из образованного рабочего класса, но также из числа университетских студентов и интеллектуалов. Эта позиция связывала его идеи с давними представлениями об интеллектуалах и студентах как людях, порвавших связи со своей родной средой и преданных универсальному делу освобождения. Но опять же связывать и дисциплинировать таких людей должна преданность марксистскому учению, а не субъективное, личное сочувствие городской бедноте или рабочим.

Задача такой группы – руководствоваться революционной теорией, чтобы стать революционным движением и вести рабочий класс к исполнению его исторической роли. Группа не может быть сентиментальной, не может заниматься условиями жизни и благополучием рабочих и бедняков. Ленин, как теоретик научного социализма, не занимается благосостоянием рабочих и их семей в их совокупности – и это фундаментальное различие между реформистским или профсоюзным движением и ленинскими профессиональными революционерами. Никто не считал, что революция будет всего лишь выгодна отдельным людям как представителям общего социального класса, который они составляют. Рабочий класс – не просто группа всех промышленных трудящихся, лишенных собственного капитала. С исторической точки зрения эти индивиды приобретают значение благодаря своему классовому положению. Нравственные соображения о правах или благосостоянии индивидов лишь отвлекают от фундаментальных властных отношений между классами. Ленин не уделяет чрезмерного внимания