Политические сочинения. Том IV. Политические опыты - Герберт Спенсер

служащих, распределенных по ротам, полкам и бригадам. Во Франции, кроме военной армии, имеется непрестанно возрастающая армия гражданских служащих, численность которых достигает теперь почти 900 000 душ. Когда в Англии промышленность и торговля перейдут в общественное ведение, британское чиновничество окажется, без сомнения, еще многочисленнее.

Тем временем тот же самый процесс идет своим чередом среди ремесленников и другого рабочего люда, объединяющегося в союзы. Несмотря на некоторые различия, обусловленные приспособлением к неодинаковым занятиям, массы этого люда обладают многими общими элементами, одинаковым образом влияющими на их жизнедеятельность. Таково, например, распределение рабочих в иерархической последовательности на мастеров, полноправных рабочих и учеников. Подобно тому как и во времена процветания цехов, усматриваются и теперь узкие рамки для наибольшей дозволяемой численности учеников, а также преграды, затрудняющие рабочим переход из низшего разряда в высший. Существующие на этот предмет правила отличаются строгостью и нарушение их всегда вызывает донос и преследования. Члены рабочего союза, на которых поступил подобный донос, вызываются в распорядительный комитет рабочего союза, уполномоченный налагать тяжкие денежные штрафы на виновных. Еще более суровой карой является исключение из союза, так как изгнаннику весьма трудно найти себе работу.

В каждом ремесле или же роде занятий местные корпорации союза подчинены центральному управлению, которое имеет над ними известного рода контроль. Неоднократно уже предпринимались попытки объединению всех рабочих союзов в общую целостную организацию. При таких обстоятельствах надлежит признать, что повсюду в Великобритании проявляется теперь стремление к порядкам, напоминающим военную организацию с ее подразделениями на роты, полки и бригады. Все рабочие союзы в совокупности смотрят на себя как на армию рабочего люда. Заметим, кстати, что у них на сходках не раз уже заявлялось о дозволительности применять военное право при столкновениях между рабочими и хозяевами.

В заключение укажем, что распространение и усиление субординации, замечающееся теперь во всех областях как частной, так и общественной деятельности, наглядно свидетельствует о сопринадлежности между проявлениями принудительной власти и подчинения таковой. Люди, которые в стремлении к целям, кажущимся им желательными с точки зрения интересов их труда, попирают ногами свободу других людей, отрекаются вместе с тем и от личной своей свободы. Члены рабочего союза, наносящие побои посторонним рабочим, которые дерзают наниматься по более низкой цене, и таким образом препятствующие этим рабочим пользоваться свободой заключения договорных сделок, сами добровольно от нее отступаются, так как принимают на себя обязательство подчиняться решениям большинства своих товарищей и распорядительного комитета союза. Отрекаясь от естественных прав в надежде извлечь сравнительно бо́льшую выгоду из своих сил и навыков, они не дозволяют посторонним рабочим пользоваться естественными человеческими правами и наделяют презрительной кличкой черноногого[117], т. е. жулика, тех, кто настаивает на своем праве самостоятельно вступать в соглашение с работодателем. Впрочем, дело этим не ограничивается. Вожди рабочих союзов отзываются одобрительно о бурском правительстве, так как оно, защищая стачников, отказывало в полицейской защите «черноногим». Члены рабочих союзов добровольно перешли уже в состоянии полурабства, а с дальнейшими успехами империализма, возврата к варварству и распространения субординации, это полурабство превратится в конце концов в полное рабство, которое и окажется вполне ими заслуженным.

XIX

Самопроизвольные реформы[118]

Мне случалось уже приводить примеры того интересного факта, что социальное зло, пока оно очень еще велико, совершенно игнорируется общественным мнением, или же не привлекает к себе особенного его внимания. Затем, когда зло это по каким-либо причинам смягчается, его начинают замечать, что вызывает стремление к дальнейшему его ослаблению. Впоследствии, когда зло значительно уже уменьшилось, появляется со стороны общества требование строжайших мероприятий для окончательного его подавления. Таким образом, настоятельное требование искусственных мер к подавлению социального зла, предъявляется лишь после того, как значительная часть этой задачи уже выполнена естественными факторами. В качестве одного из примеров приведено было мною чрезвычайное ослабление пьянства, которое стало обнаруживаться в Англии с конца XVIII столетия, после чего, в недавние времена британское общество начало громко требовать принятия законодательных мер к его подавлению. Поводом к тому, чтобы вторично напомнить об этом примере, послужило мое открытие документов, свидетельствующих, до какой крайности доходило у наших прадедов злоупотребление спиртными напитками. Разбирая материалы для приходской истории, хранившиеся на полках одного из деревенских домов в Суссекском графстве, я нашел там выдержки из дневника местного мелочного торговца Томаса Тернера, показывающие, что он был человеком религиозным и охотно читал «хорошие» книжки. Компилятор упомянутых материалов говорит о Тернере: «Он ходил по воскресеньям в церковь каждый раз, когда ему удавалось не слишком сильно напиваться в субботу вечером, и всегда заносил в свой дневник критические заметки о проповедях, которые ему доводилось слушать… Несмотря на крайнюю невоздержанность в употреблении спиртных напитков, он, по-видимому, не был в этом отношении значительно хуже большинства своих соседей. Когда они сходились вместе по делам или удовольствия ради, им доводилось расходиться не иначе, как в пьяном виде».

Вот что повествует сам Тернер: «21 апреля 1756 г. побывал в ревизионной комиссии и вернулся оттуда пьяный… 25 ноября. – Заходил ко мне в лавку лофтонский викарий… Он сидел у нас после обеда, пока не охмелел, а я из любезности напился совсем допьяна ему за компанию… Общество из 15 человек, в том числе викарий нашего прихода мистер Портер и его супруга, собралось в четыре часа пополудни… После ужина пили все время так проворно, как только успевали проглатывать». Часам к трем утра Тернеру удалось вернуться домой, «даже не спотыкаясь», жену его доставили восвояси двумя часами позже. Затем, по предложению супруги викария г-жи Портер, кутеж возобновился на следующее утро. «Г-н Портер проповедовал после попойки ничуть не хуже обыкновенного, приглашая своих прихожан воздерживаться от площадной брани». Спустя лишь несколько дней то же самое общество собралось у почтеннейшего викария. «Мы пели и пили словно лошади до тех пор, пока многие из нас не оказались пьяными в стельку». В другой выдержке из того же дневника мы видим поучительный образчик не только общественного одобрения этих обычаев, но даже чего-то еще более внушительного. Говоря об одном полученном им приглашении, Тернер добавляет: «Если туда пойти, я должен буду пить столько, сколько им вздумается, а не то меня назовут несчастненьким чудачком. Если не принять приглашения, то опять-таки решат, что я негодный и злонравный гордец…» Он решился идти… «Думаю, что когда я собрался уходить, то во всей нашей компании не было ни одного трезвого». Подобные же факты сообщаются школьным учителем Вальтером Генэ, после которого остался тоже дневник. Вообще, из всей совокупности имеющихся материалов видно, что