Украинский вопрос и политика идентичности - Алексей Ильич Миллер

русский национализм не противопоставлял себя государству, то есть Российской империи, во всяком случае, не стремился к ее территориальной дезинтеграции даже в тех случаях, когда выступал за институциональные изменения. В то же время русский национализм в подавляющем большинстве своих версий не идентифицировал русскую «национальную территорию» с Российской империей. См.: Brubaker R. Ethnicity without Groups. Cambridge, Mass. & London, Eng.: Harvard UP, 2004. P. 144.

774

Вот как пишет об этом направлении в начале 1870-х годов Михаил Драгоманов, из собственных соображений склонный преувеличивать его влияние: «Это по-настоящему и есть наша ультрарусская партия, довольно многочисленная среди образованных людей в столицах и в Великой России; этот новый род "великорусских сепаратистов" говорит: да Бог с ними, с этими окраинами; нас, несомненных русских, на несомненной русской земле все-таки 30–40 миллионов, будем заниматься своими делами, а окраины пусть живут как хотят! Конечно, останься эти "ультрарусские" без Риги и Варшавы, и чего доброго без Вильно и Киева, они бы почувствовали себя не совсем ловко… Но этот ультрарусский сепаратизм людей середины России совершенно понятен и естественен как реакция направлению, которое заботится так неловко об обрусении и перерусении племен». (Драгоманов М. Восточная политика Германии и обрусение // Вестник Европы. 1872. № 5. C. 239.) Драгоманов был не русским, а украинским националистом, но при этом националистом-федералистом, и, судя по всему, он даже был искренен, когда выступал за целостность империи, которую он в 1870-е годы стремился «реформировать вместе с великоруссами» (Студинський К. Листи Драгоманова до Навроцького // За сто лiт. 1927. № 1. С. 135).

775

О формировании в это время пространства русского националистического дискурса через развитие прессы см: Renner A. Russischer Nationalismus und Öffentlichkeit im Zarenreich. Köln, 2000.

776

См.: Martin Т. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Cornell UP, 2001 (рус. пер.: Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР. М.: РОССПЭН, 2011; Slezkine J. The USSR as a Communal Apartment, or How a Socialist State Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. 1994. Vol. 53. No. 2 (Summer). Р. 414–452 (см. рус. пер.: Слезкин Ю. СССР как коммунальная квартира, или Каким образом социалистическое государство поощряло этническую обособленность // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период. Самара, 2001); Kaiser R.J. The Geography of Nationalism in Russia and the USSR. Princeton, N.J., 1994. В отличие от некоторых историков, которые делают акцент на преемственности процесса территориализации этничности в имперской России и СССР (см.: Brower D., Lazzerini E. Introduction // Russia’s Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700–1917 / Ed. by D.R. Brower and E.J. Lazzerini. Bloomington & Indianapolis: Indiana UP, 1997. Р. XIX), я считал бы важным подчеркнуть как раз принципиальное различие между политикой поздней империи и русским националистическим дискурсом территориальности, с одной стороны, и советской политикой территориализации и институализации этничности – с другой.

777

См.: John M. National Movements and Imperial Ethnic Hegemonies in Austria, 1867–1918 // The Historical Practice of Diversity. Transcultural Interactions from Early Modern Mediterranean to the Postcolonial World / Ed. by D. Hoerder. N.Y. – L.: Berghahn Books, 2003. P. 87–105 (особенно c. 96–98).

778

Воображаемые путешествия такого рода давно использовались как педагогический прием в учебниках географии, в том числе и в русских учебниках, но реальные ознакомительные поездки учеников в России стали организовываться только в начале XX в. См.: Loskoutova M.V. A Motherland with a Radius of 300 Miles: Regional Identity in Russian Secondary and Post-Elementary Education from the Early Nineteenth Century to the War and Revolution // European Review of History. 2002. Vol. 9. No. 1. Р. 7–22.

779

Насколько я могу судить, пионером в этом отношении выступил Марк Бассин в начале 1990-х годов.

780

Подробно см.: Миллер A. Украинский вопрос… (Введение).

781

Русская беседа. 1856. Кн. 4. С. 137.

782

О доминирующей роли Москвы в символике и идеологии при Николае II см.: Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 2. М.: ОГИ, 2004.

783

Стоит в этой связи отметить весьма показательный разнобой в цитированных работах Р. Кайзера, Дж. Хоскинга и Д. Роули. Как об оппозиции империи первый пишет о «земле предков» (не ясно, имеет ли он в виду Московское княжество или все-таки Киевскую Русь русского национального мифа); второй – о «Руси», взятой из цитаты Г. Гачева, где, на самом деле, речь в славянофильском духе идет о прерыве «московской традиции» петровскими реформами; а третий – о территории, заселенной русскими, которая, даже если под русскими понимать только великорусов, с одной стороны, не была компактной, а с другой – к XIX в. простиралась далеко за Урал.

784

ГАРФ. Ф. 109. Оп. 38 (1863 г.). Д. 23. Ч. 175.

785

В итоге эти рассуждения сводились к выводу о невозможности такой меры именно из-за требования поляками границ 1772 г., то есть из-за непримиримого конфликта образов «идеальных отечеств». Но адресаты и частный характер этих писем позволяет предположить, что эти рассуждения не были полемической уловкой империалиста, не готового поступиться ничем из имперских владений и ищущего этому «приличное объяснение». Ни Александра II, ни, тем более, Александра III не надо было убеждать, что Царство Польское это их владение. Скорее, это рассуждения русского националиста, который при определенных условиях готов был бы пожертвовать частью имперских территорий для создания более благоприятных условий реализации русского националистического проекта.

786

Полный текст см. в: Карамзин Н.М. О древней и новой России. Избранная проза и публицистика. М., 2002. С. 436–438.

787

Стихотворение 1831 г. «Клеветникам России». Эти же идеи звучат в стихах того же года «Бородинская годовщина», где предмет русско-польского конфликта описывается так: «За кем останется Волынь? / За кем наследие Богдана? / Признав мятежные права, / От нас отторгнется ль Литва? / Наш Киев дряхлый, златоглавый, / Сей пращур русских городов, / Сроднит ли с буйною Варшавой / Святыню всех своих гробов?» Разумеется, Литва здесь значит Великое княжество Литовское