Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс С. Скотт

359

В качестве примера можно привести двух девушек-подростков, которые жили в деревне и ходили в близлежащую школу (Секстах Араб). Однажды им пришло в голову носить школьную форму – халат и особый головной убор – как обычную одежду, даже когда в школе не было занятий. Эти девушки явно пытались продемонстрировать свою набожность, сделав сознательный выбор в пользу исламской одежды. Однако односельчане истолковали их действия как попытку поставить себя выше других в религиозном плане. За этим последовала буря негромких издевательств и избегания, которую девушки храбро выдерживали более недели, но затем они сдались и вновь стали носить обычный саронг без головного убора, когда находились не в школе.

360

Разумеется, объектом обвинений в высокомерии зачастую выступают посторонние лица, с которыми селянам также приходится иметь дело. К этой группе, среди прочих, относятся районные чиновники, делопроизводители в районной администрации, сотрудники Ассоциации земледельцев, персонал государственной рисовой мельницы, медсестры и врачи в больницах и поликлиниках. Разница заключается в том, что от таких посторонних лиц высокомерие можно ожидать, а любые их действия, в которых высокомерие отсутствует, являются желанным исключением. Но в пределах деревни высокомерие, напротив, выступает исключением нежелательным.

361

Mokhazani, «Credit», 71.

362

Термин «социальная премия» позаимствован из великолепной диссертации Брайана Фигана, см.: Brian Fegan «Folk Capitalism: Economizing Strategies of Wet Rice Farmers in a Philippine Village» (Ph. D. diss., Yale University, 1979), 317–325.

363

Термин «бриколаж» – конструирование предмета или объекта из подручных материалов, а также сам этот предмет или объект – в антропологию ввёл Клод Леви-Стросс, видевший в нём специфику мифологического мышления. Согласно Леви-Строссу «мифологическая рефлексия выступает в качестве интеллектуальной формы бриколажа» (Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994. С. 130) – прим. пер.

364

Интересный анализ французской деревни, в котором социальная идеология патрона и клиента рассматривается в качестве символического оружия в затяжном конфликте, представлен в работе: Alain Morel, «Power and Ideology in the Village Community of Picardy: Past and Present», pp. 107–125, in Robert Forster and Orest Ranum, eds., Rural Society in France: Selections from the Annalei (Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 1977). Как отмечает Морель, «Две эти идеологии – идеология „достойного работника“ и идеология патрона-нанимателя как „отца деревни“ – выступают частью консенсуса, той рамочной структуры, которая позволяет обеим сторонам разрабатывать собственные стратегии, поскольку каждая из них может рассчитывать на определённые предсказуемые реакции».

365

Разумеется, вопросы, связанные с богатством и доходами, имеют, по сути своей, сравнительный характер, и у богатых в Седаке стандарт такого сравнения в определённой степени отличается от стандарта, который используют бедные. По сравнению, скажем, с действительно крупными землевладельцами за пределами деревни наподобие Хаджи Метлы, с государственными служащими, имеющими стабильное жалование, или с китайскими лавочниками и торговцами богатые жители Седаки в самом деле не так уж хорошо устроились. Хотя нечто подобное и присутствует в их декларируемой скромности, этот момент, как мы увидим ниже, выступает не единственной и даже не главной причиной того, как они сами описывают своё положение. Кроме того, можно вообразить, что по большей части эта картина попросту является попыткой пустить пыль в глаза наивному непосвящённому, который вызывал здоровые подозрения. Тем не менее такая картина самопрезентации сохранялась ещё долгое время и после того, как богатые селяне узнали, что я ознакомился с их реальным экономическим положением, – и поддерживалась, в особенности в любой ситуации, в которой присутствовали другие жители деревни.

Немногие богатые селяне, прежде всего Хаджи Джаафар и Хаджи Кадир, в наших беседах с глазу на глаз отбрасывали притворство и время от времени хвастались тем, что им удалось нажить. Я воспринимал это как попытку стать вровень или обойти гостя из внешнего мира, получавшего, как им казалось, царское жалованье. Однако всякий раз, когда ситуация выходила на публику, осторожная скромность по поводу финансового положения вновь брала своё. Случайное исключение из этой картины минимизации доходов и имущества появлялось в те моменты, когда возникал вопрос об урожаях риса. Здесь репутация человека как грамотного земледельца вступала в конфликт с его стремлением преуменьшить своё состояние и порой одерживала победу.

366

Большей частью денежных ресурсов малайской семьи, как правило, распоряжаются женщины. Тонкий анализ исторической модели тендерных экономических ролей в малайском мире см. в работе: Marie-Andre Couillard, «A Brief Exploration into the Nature of Men! Women Relations among Pre-Colonial Malayan People» (Paper presented at Second International Conference of the Canadian Council for Southeast Asian Studies, Singapore, June 1982).

367

Читатель может задаться обоснованным вопросом: как в таких сложных условиях мне вообще удавалось установить факты? Это была непростая задача, однако споры, как правило, касались периферийной части доходов – в зависимости от того, чьё мнение принималось, расхождение редко превышало 10 % в сторону увеличения или уменьшения среднего показателя. Многие факты можно было проверить путём непосредственного наблюдения, с помощью расспросов людей, менее всего заинтересованных в сокрытии информации, или с помощью актуальных письменных свидетельств (в случае земель в собственности или официальных договоров аренды по схеме паджак) – всё это позволяло сформировать относительно достоверную оценку. Данные о фактической обработке земли – расходы, урожайность, возделываемая площадь – было легче всего установить путём наблюдений на протяжении двух лет, а труднее всего было точно зафиксировать доходы, полученные за пределами деревни, – тем не менее для перепроверки некоторых сведений я позаботился о том, чтобы расспросить внешних нанимателей и людей, работавших вместе с отдельными селянами.

368

Установить истину здесь вновь было непросто, хотя расхождения были невелики. Тем не менее, поскольку я провёл в Седаке четыре сезона сбора урожая, значительную часть этой информации можно было получить прямыми или косвенными способами. Например, наблюдая за фактическим объёмом подарков в виде закята перибади, я обычно мог определить их наиболее вероятный масштаб для предыдущего сезона, учитывая то, какие на тот момент были урожайность и цена на рис. Относительно размеров закята перибади зажиточные селяне действительно приводили наиболее завышенные сведения, хотя по мере того, как они понимали, что у меня появляется всё большее знакомство с действующими в деревне закономерностями, они уже не так их преувеличивали.

369

Обобщая эти мнения,