Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления - Джеймс Кэмпбелл Скотт

что имел в виду Бурдьё, утверждая, что «всякий установленный порядок склонен производить… натурализацию собственного произвола» – эффект, порождаемый отчасти «ощущением границ» и «ощущением реальности» (Bourdieu, Outline, 164).

574

Ibid., 77 [В русском переводе «Практического смысла» (с. 104) соответствующий фрагмент выглядит следующим образом: «Наиболее невероятные практики исключаются ещё до какого-либо рассмотрения как немыслимые посредством того непосредственного подчинения порядку, который заставляет делать из нужды добродетель, т. е. отказываться от невозможного и хотеть неизбежного»; при этом Бурдьё определяет нужду, ставшую добродетелью, важнейшим для своей социологии термином «габитус» – прим. пер.].

575

См., например, Maurice Godelier, «Fetishism, Religion and Marx's General Theories Concerning Ideology», in Maurice Godelier, Perspectives in Marxist Anthropology, trans. Robert Brain, Cambridge Studies in Social Anthropology, No. 18 (Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1977), 169–185.

576

Например, Аберкромби, Хилл и Тернер в своём анализе «бездействия» английского рабочего класса в течение нескольких десятилетий после 1850 года не обнаруживают никаких свидетельств результативной индоктринации или нормативного одобрения – скорее, происходило «фактическое» принятие «экономического порядка капитализма и его социальной организации, в основе которой лежит классовое разделение» (Abercrombie, Hill, and Turner, Dominant Ideology Thesis, 122). Джон Гавента в своём исследовании шахтёров Аппалачей также обнаруживает установку на смирение и даже деморализацию. Однако эта установка, отнюдь не будучи свидетельством идеологической гегемонии или одобрения, «не является иррациональной… Она была постепенно внушена исторически посредством повторяющегося опыт неудач» (John Gaventa, Power and Powerlessness: Quiescence and Rebellion in an Appalachian Valley (Urbana: Univ. Of Illinois Press, 1980), 254). Наконец, подчинение и легитимность последовательно различаются в детальном исследовании Альера, посвященном сельскохозяйственным труженикам Андалусии: «Андалусские трудящиеся предпочитают поведение, совместимое с сохранением системы латифундизма и основанной на ней социальной структуры, однако у них также имеются ценности, которые способны привести к поведению, несовместимому с её сохранением. То, что трудящиеся не берут эти формы поведения на вооружение, связано с наличием механизмов контроля, который представляет собой не социальные санкции, вытекающие из системы ценностей агрогородка, а политический контроль, осуществляемый из столицы провинции и из Мадрида; кроме того, отсутствие такого поведение связано с тем, что работники со страхом вспоминают времена после 1936 года[Имеются в виду события Гражданской войны в Испании. Андалусия была одним из первых регионов страны, который капитулировал перед франкистами: последний оплот республики на юге Испании, город Малага, пал в феврале 1937 года. Владельцы крупных земельных владений, формировавшихся в Андалусии ещё начиная со средних веков, в дальнейшем выступали одной из главных опор режима Франко – прим. пер.]» (Alier, Labourers and Landowners in Southern Spain, 314–315).

577

Именно такое внимание к повседневности и порождает представление о том, что традиционные социальные структуры принимаются в порядке фатализма (резеки на малайском языке). Разумеется, нет никаких сомнений в том, что на практике адаптация к обстоятельствам, которые невозможно изменить (по меньшей мере в краткосрочной перспективе), навязывается принудительно. Однако, как будет показано ниже, это не основание для умозаключения, что здесь надо ставить точку.

578

Сознаю, что ни один социальный контекст не является совершенно свободным от властных отношений. К тому же мнения, выражаемые теми, кто лишён власти, зачастую не выходят за рамки мнений людей с таким же статусом. Никакого «истинного» репертуара высказываний в смысле репертуара, полностью свободного от ограничений, не существует. Поэтому здесь мы сравниваем относительные степени ограничений.

579

Точно так же работники из Андалусии нечасто обсуждают тему репайто (распределения земель), хотя когда-то давно это было реальным сценарием и до сих пор считается единственным справедливым решением проблемы неравенства.

580

Здесь можно на какое-то время вынести за скобки тот факт, что нередко именно действия подчинённых классов могут оказывать влияние на формирование новых возможностей, в том числе зачастую и тех, которые не предвидели непосредственные акторы.

581

Ещё один способ сформулировать данную проблему предполагает сосредоточение на неизбежной двойственности – или множественности – сознания подчинённого класса. Как мы уже видели на примере Хамзаха и других бедняков, значительная часть повседневной борьбы за выживание включает необходимость прибегать к нормативной системе господствующего класса – угодливости, почтительности, подобострастно-вежливым формам обращения и т. д. В то же время почти всегда обнаружатся и ценности, действующие за кулисами, которые могут противоречить подобным позам. И всё же не вполне оправданно рассматривать первый набор ценностей как просто неискренние позы, а второй – как истину. В ситуациях, когда отправление власти носит вполне всепроникающий характер, сфера закулисного дискурса может быть ограничена укромными уголками и закоулками социальной жизни, в результате чего формулы для действия, навязываемые элитами, становятся гегемонистскими на практике. Арнольд Стрикон, описывая один агрогородок в Аргентине, отмечает, что у гаучо имеется два набора терминов стратификации: один из них полностью сформулирован на языке патронажа, а другой имеет классовую основу. Однако доминирует в повседневной жизни в локальном контексте первый из них, определяя как объяснения, так и замыслы действий представителей низшего класса. Второй набор терминов более уместен для редких случаев выборов регионального и национального уровня. Наблюдатель мог бы сделать правдоподобный вывод, что здесь доминирует традиционное клиентелистское сознание, однако такое умозаключение было бы попросту равносильно наблюдению господства ситуационного контекста, актуального для этого стиля действий. Если бы ситуационный контекст, актуальный для классового дискурса, проявлялся чаще, то же самое произошло бы и с классовой терминологией и классовыми действиями. В таком случае мы бы наблюдали не столько изменение сознания как такового, сколько сдвиг относительной частоты ситуационных контекстов, актуальных для одного стиля действий, в отличие от другого. См.: Arnold Strickon, «Folk Models of Stratification, Political Ideology, and Socio-cultural Systems», Sociological Review Monographs, No. 11 (1967), 93-117.

582

Moore, Injustice, 464.

583

В своём анализе Мур (см.: Moore, Injustice, 64) в значительной степени опирается на следующую работу: Bruno Bettelheim, The Informed Heart: Autonomy in a Mass Age (Glencoe, 111.: Free Press, 1960) / Беттельхейм Б. Просвещённое сердце. Автономия личности в тоталитарном обществе. Как остаться человеком в нечеловеческих условиях. M.: МИФ, 2024. О том, как различные формы морального и организованного сопротивления могут произрастать в чуть менее жестоких условиях, см.: Emmanuel Rigelblum, Notes From the Warsaw Ghetto, trans. Jacob Sloan (New York: Schocken, 1974).