Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

– переселившемуся. Вожди кхондов «по большей части бывают из потомков отважных авантюристов» индустанского происхождения. Форсайт замечает то же самое о «большинстве вождей» племен, живущих в горах Центральной Азии. А предания о бохиках среди чипчасов, об амаливака среди таманаков и о кветзалкотль у мексиканцев[76] указывают на подобное же происхождение главенства.

Здесь же мы должны главным образом коснуться случаев возвышения, происходящих в пределах самого племени.

На первом месте мы должны поставить возвышение, обусловленное старшинством. Хотя старость в тех случаях, когда ведет за собой неспособность, настолько не почитается дикими народами, что у них стариков убивают или оставляют умирать без всякого призрения, но зато большая опытность, соединенная с годами и еще неугасшими способностями, обыкновенно пользуется влиянием. Не признающие главенства эскимосы выказывают «уважение старым и сильным людям». Берчел говорит, что у бушменов старики пользуются до некоторой степени правами вождей; то же самое можно с достоверностью утверждать и об уроженцах Австралии. У фуэгианцев (Fugians)[77] «слово старого человека считается законом для молодых». Всякая часть племени рок-веддахов «имеет вождем самого энергичного старика из своей среды», делящего между всеми мед, и т. д. Такой порядок вещей встречается и у других более развитых племен. Даяки на севере Борнео не имеют постоянных вождей, но следуют советам какого-нибудь старика из своих родственников, а Эдвардс говорит о безвластном племени карибов[78], что они, «однако, признают некоторую долю авторитета за стариками».

Естественно, что в диких обществах сила пользуется преобладанием. Независимо от влияния старшинства «одна только физическая сила доставляет у бушменов более высокое положение. Вожди тасманийцев[79] были высокие и сильные люди»; «у них не существует ни избирательного, ни наследственного главенства, и место военного вождя предоставляется самому храброму члену племени». Замечание Стурта указывает на подобное же происхождение главенства у австралийцев. То же самое наблюдается и в Южной Америке. О тапайосах[80] Бэтс говорит, что «следы вождей как величиною, так и длиною шага превосходят следы остальной части племени». У племен бедуинов «самый смелый, самый сильный и самый хитрый получает полное преобладание над своими соплеменниками». В продолжение более высоких степеней развития физическая сила долго еще продолжает быть самым важным качеством, как это мы видим, например, в гомеровской Греции, где даже года не могли вознаградить за упадок силы: «старый вождь, как Пелей или Лаэрт[81], не может удержать своего положения». Даже через средневековую историю Европы проходит такое поддержание главенства, которое в сильной степени обусловлено физическими преимуществами.

Умственное превосходство, само по себе или соединенное с другими качествами, составляет обычную причину преобладания. У змеиных индейцев[82] «вождь ни более, ни менее как один из воинов, пользующийся наибольшим доверием». Скулькрафт говорит о вожде, признаваемом криксами, что он «стоит выше всех остальных только благодаря своим более высоким достоинствам и политическим способностям», и что у команчей «положение вождя не наследственно, но получается за личную высокую прозорливость, знание и успех в войне». Вождь у короадосов «получает преобладание над остальным племенем за свою хитрость, мужество и силу». Остяки «относятся с почтением, в полном смысле этого слова, к своему вождю, если этот последний мудр и мужественен; но почести, воздаваемые ему, совершенно добровольны и не составляют прерогативы его положения».

Другим источником управляющей власти у первоначальных племен служит величина имущества – богатство, являющееся косвенным признаком большего превосходства и прямой причиной влиятельности. У такуллиев «всякий может сделаться мьюти, или вождем, кто только в состоянии устроить на свои средства деревенское празднество». У толеуасов, в Дель-Норте, «деньги делают вождей». А о «безначальных» навайосах мы читаем, что «всякий богатый человек имеет зависящих от себя людей, и эти зависящие люди являются послушными орудиями его воли как в мирное, так и в военное время».

Но естественно, что в обществах, не развитых в политическом отношении, признаваемое главенство за одним из членов группы не исключает возможности совместного существования или даже замещения его другой властью, возникшей самостоятельно. «Если араб в сопровождении только своих родственников имел успех в хищнических набегах на неприятеля, к нему присоединяются и его другие друзья; если же успех продолжает все быть на его стороне, он начинает пользоваться репутацией «удачника» и таким образом устанавливает нечто вроде второй по степени низшей власти в племени. То же самое видим мы и у племен, живущих на Суматре: «повелительный вид, располагающее обхождение, плавная речь, уменье и проницательность, высказанные при разборе их малозапутанных дел, – вот качества, которые почти всегда закрепляют за их обладателем уважение и влияние на других; последнее иногда может быть даже более сильным, чем у признаваемого вождя». Подобного же рода замещения и вытеснения власти встречаются и у тонганов и даяков.

Таким образом, в самом начале господствует исключительно один принцип организации, который мы ранее назвали принципом личной способности. Всякое политическое главенство, в каком бы виде оно ни проявлялось, закрепляется за человеком, пригодность которого для этой цели может основываться на старейшинстве, на необыкновенной храбрости, на сильной воле, на более широком знании, на быстроте ума или, наконец, на большем богатстве. Но очевидно, что такое преобладание, основанное исключительно на личных качествах, не может быть долговременным. Оно всегда связано с возможностью замещения от времени до времени властью другого, более способного человека; в том же случае, если оно даже и не замещается, оно неизбежно кончается со смертью. Нам придется, следовательно, заняться теперь вопросом, каким образом возникает учреждение постоянного главенства. Однако, прежде чем приступить к этому, мы должны рассмотреть более подробно те два вида возвышения, которые исключительно ведут к главенству, и те способы, которыми оно достигается.

§ 473. Если физическая сила составляет причину преобладания в племени благодаря обыденным случайностям, то тем более она, соединенная с храбростью, может быть такой причиной во время войны. Таким образом, всякая власть такого рода, находящаяся в зачатке, во время войны стремится к более резкому определению. Каково бы ни было отвращение у других членов группы к признанию верховенства за одним из своих соплеменников, тем не менее оно пересиливается в них желанием безопасности, если такое признание обеспечивает эту безопасность.

Возвышение самого сильного и храброго из воинов по пути к власти вначале является само собою (spontaneous), а впоследствии зависит от более или менее определенного соглашения, иногда же соединяется с процессом испытания. Где, как в Австралии, «уважение со стороны группы обусловливается степенью ловкости при метании копья и уменья отклониться от удара», там такая высшая воинственная способность является сама по себе достаточною причиной для происхождения временного главенства. У команчей