Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

человеком сила производит сверхъестественное, обеспечивает за ним влияние и упрочивает власть, доставшуюся ему другим путем. То же самое наблюдается и у амазулу: вождь «наводит чары на вождя противной стороны прежде чем сражаться с ним»; и следующее за ним войско имеет тем больше доверия к нему, чем более он пользуется известностью в области чародейства. Отсюда понятно то могущество, которым пользуется Лангалибалель[84], который, по словам епископа Колензо, «знает хорошо состав интелези (употребляемый для изменения погоды по своему произволу); кроме того, занимаясь сам врачебным искусством, он хорошо знает состав лекарств, употребляемых на войне». Влияние на управление, приобретенное таким путем, всего яснее видно из примера короля Оббо, который во время засухи собирает около себя своих подданных и объясняет им, «как ему неприятно, что он должен был наказать их за их нерадивость и дурное поведение такой неблагоприятной погодою, но что это их вина во всяком случае… Ему нужны козы и хлеб. «Нет коз – нет и дождя, таково наше условие, друзья мои», – говорит Катчиба… Если подвластный ему народ жалуется на излишек дождя, он грозит насланием на них вечного грома и молнии, если они не доставят ему стольких-то сотен корзин с хлебом… Его подданные выказывают полнейшее доверие к его могуществу». Подобным же образом и у племени лоанго королю приписывается власть управлять погодой по своему произволу.

Подобную связь мы можем проследить и в памятниках различных, в настоящее время исчезнувших народов обоих полушарий. О Гуитцилопохтли[85], основателе мексиканского могущества, мы читаем, что он был «замечательный чародей и колдун»; затем всякий мексиканский король, вступая на престол, должен был дать клятву, «что в его царствование солнце будет идти по своему обычному пути, облака будут изливать дождь на землю, реки будут течь и плоды созревать». Упрекая своих подданных в недостатке послушания, начальник-чичбей напоминал им о том, «что в его власти лежит возможность наслать на них чуму, оспу, ревматизм и лихорадку, также и заставить произрастать траву, овощи и растения в том количестве, какое для них желательно». Древние египетские памятники дают нам указания на подобные же случаи ранних верований. Тотмес III после причисления своего к сонму богов стал считаться богом – приносителем счастья стране и покровителем, и защитником ее против наваждения злых духов и волшебников. То же самое видим мы и у евреев: «Раввинические писатели неистощимы в описании силы чародейства и знания Соломона. Они его изображают не только царем всей земли, но и властелином над дьяволами и злыми духами, обладателем уменья изгонять их из людей и животных и подвергать людей их наваждению».

Предания европейских народов также богаты подобными же примерами. Как мы уже говорили выше, рассказы, находящиеся в Геймс-крингла-саге[86], указывают на то, что вождь скандинавов Один был знахарем, так же как и его преемник Ниот и Фрей. Припомнив же то необыкновенное вооружение и те сверхъестественные подвиги, которые признаются за королями героического периода, мы едва ли можем сомневаться в том, что им приписывалась сила чародейства, которая и послужила основанием для признания за ними способности врачевать недуги путем прикосновения или другим каким-нибудь образом. Факты признавания такой силы за другими лицами, второстепенными властителями раннего периода, дадут возможность окончательно рассеяться нашим сомнениям по этому поводу. Так, имеется указание на существование в ранний период такой силы у бретонских аристократов, что слюна и прикосновение их обладали целительными свойствами.

Таким образом, мы видели, что один из важных факторов в развитии политического главенства возникает вместе с теорией духов и с сопровождающим ее развитием убеждения в том, что некоторые люди могут приобретать власть над духами и в случае надобности пользоваться их помощью. Большей частью вождь и знахарь не соединяются в одном лице, и в таком случае между ними происходят столкновения, так как они представляют два различных рода власти, стоящие совершенно самостоятельно. Но когда в лице вождя соединяется власть, приобретенная естественным образом, с приписываемым ему сверхъестественным могуществом, то в силу этого его влияние необходимым образом начинает увеличиваться. Недовольные члены племени, которые, может быть, и решились бы сопротивляться его власти, если бы для борьбы требовалась только физическая сила, не решаются начать такой борьбы, если у них существует уверенность в сверхъестественном могуществе вождя, они боятся того posse comitatus духов, которым он может мучить их. Стремление вождей к забранию обоих родов власти в свои руки достаточно доказывается следующим фактом. Канон Каллавей говорит, что вождь племени амазулу выпытывает у знахаря тайны врачебного искусства и затем убивает его.

§ 475. Но все-таки нам остается решить вопрос: каким образом возникает главенство как постоянное учреждение? Политическое главенство, возникающее на почве физической силы и мужества или более высоких умственных способностей, даже в том случае, если подкреплено предполагаемою сверхъестественной помощью, кончается вместе с жизнью того человека, которому удалось приобрести его. Принцип влиятельности физической или нравственной, ведущий к произведению временной дифференциации, выражающейся в выделении властителя и подчиненных, недостаточен для произведения более постоянной дифференциации. В этом случае принимает участие другой принцип, к которому мы теперь и перейдем.

Мы уже видели, что даже в самых грубых обществах старость дает некоторые преимущества. Как у фуэгианцев, так и у австралийцев не только старики, но даже и старухи пользуются уважением. Что такое уважение к летам, независимо от всяких других причин уважения, составляет само по себе важный фактор при учреждении политической подчиненности, доказывается следующим любопытным фактом: в различных обществах, достигших более высокой степени развития, характеризуемой более высокой степенью гнета со стороны власти, уважение, воздаваемое летам, предшествует уважению, возникшему на другой почве. Шарп замечает о Древнем Египте, что «здесь, подобно тому как в Персии и у иудеев, мать короля пользуется большим уважением, чем его жена». В Китае, несмотря на низкое положение женщин как в обществе, так и в домашней среде, существует известное предпочтение, воздаваемое родителям женщины, хотя и не такое высокое, какое воздается родителям мужчины. То же самое наблюдается и в Японии. Для придания большей основательности тому выводу, что подчиненность родителям служит подготовительным путем для подчиненности вождям, я воспользуюсь здесь одним фактом как доказательством от противного. О племени короадос[87], между группами которого нет никакой связи, мы читаем, что «пайе пользуется таким же небольшим влиянием на массу, как и всякий другой член группы; племя это не связано никакими общественными узами, так что у него нет ни республиканской, ни патриархальной формы управления. Даже и семейные узы у него очень слабы… Подчинение молодых старым не имеет там правильного характера,