Россия: страна, которая хочет быть другой. Двадцать пять лет – взгляд изнутри - Хайс Кесслер

Реальная оппозиция подавляется всеми возможными способами, вплоть до запрета деятельности критически настроенных общественных организаций. Вопрос о том, в какой степени это воспринимается российским населением как проблема? Какие чаяния формируют отношение людей к власти?

В этом смысле отношение большинства моих друзей, включая Дашу, представляется мне вполне типичными. С самого начала они относились к Путину с некоторым недоверием, но до фальсификации парламентских выборов 2011 года не видели причин для сопротивления. Их внимание было направлено на устройство собственной жизни, карьеру, знакомство с миром и реализацию своих заветных желаний. Конечно, важную роль в те годы сыграл рост благосостояния, но корни лежат глубже, в начале 1990-х, когда их невозможно было заставить проявить хоть какой-то интерес к политике. Трагедия заключается в том, что потребность в сопротивлении пришла к ним с большим опозданием – власть уже слишком прочно сидела в кресле, чтобы идти на какие-либо уступки.

В более широком плане, чем только круг моих друзей и их отношение к Путину, нужно выделить важные принципы и ожидания, которые влияют на политическое развитие России. Прежде всего это ожидания в отношении государства. С одной стороны, государство в целом не пользуется доверием, и это отголосок столетия, в ходе которого государство неоднократно обрушивало на население беспрецедентный террор. С другой стороны, россияне несколько десятилетий имели государство, которое обустраивало им социальную сферу, поддерживало определенные нормы и контроль за их исполнением, выступало посредником между гражданами и, несомненно, в какой-то степени заботилось о людях. И этот опыт жизни в последние десятилетия СССР во многом определяет чаяния населения. Несмотря на бесчисленные примеры государственного произвола, люди продолжают рассчитывать на государство, исполняющее роль арбитра, защитника и регулятора. Именно по этой причине люди поначалу приветствовали усиление Путиным власти государства как ограничителя «права сильнейшего» – принципа, доминировавшего в обществе в девяностые.

Итак, народ не желает иметь государство, ограничивающееся ролью либерального ночного сторожа, но хочет иметь государство по образу и подобию позднесоветского периода. Во-первых, народ ждет от государства соблюдения норм, заботы о населении, он хочет, чтобы государство вмешивалось в жизнь общества, регулировало ее. Во-вторых, государство должно обеспечить ясную установленную систему законов и правил, соблюдать которые обязаны все, включая власть предержащих. Все, разумеется, знают, что и в советское время представителям высших эшелонов власти закон был не указ, но бесстыдство, с которым сегодняшние власти ставят себя выше всех и вне закона, выглядит в глазах многих людей явлением иного, совершенно неприемлемого порядка. И хотя мало кто формулирует это как требование демократии, на самом деле все, конечно, сводится именно к этому – к глубоко прочувствованному убеждению, что все должны быть равны перед законом и при необходимости призываться к ответу по закону, общему для всех.

Современная России далека от этого идеального образа, она его антагонист. И дело не только в широко распространенном злоупотреблении властью и коррупции, но и в том, что государство попросту не в состоянии играть роль, которую население от него ожидает. Несколько элементарных данных иллюстрируют это, пожалуй, лучше всего. Россия занимает пятую часть суши, а ее валовой национальный продукт сопоставим, например, с испанским, ну и государственный бюджет – например, с бюджетом стран Бенилюкса. Простая математическая логика показывает, что действительная мощь российского государства во много раз уступает мощи Испании, Нидерландов, Бельгии и, возможно, даже Люксембурга.

На первый взгляд, это может показаться парадоксальным, если учесть, как российское государство раз за разом демонстрирует, что может наносить жестокие удары противникам, жестко вмешиваться в жизни и даже ломать их. Но это нечто другое – это не инфраструктурная власть, которой обладают западные государства, это не способность систематически и целенаправленно направлять общественные тенденции в нужное русло. Российское государство может заниматься бомбардировками в Сирии, травить перебежчиков «новичком», сажать в тюрьмы олигархов и оппозиционных политиков, но оно не способно создать безотказно функционирующую систему здравоохранения, обеспечить конституционное право на бесплатное образование, привести в порядок дороги или даже сформулировать последовательное видение долгосрочного развития страны. И, таким образом, это государство оказывается не способным выполнять требования и чаяния собственного народа.

Второе обстоятельство, решающее для правильного понимания российских политических отношений, это глубоко укоренившееся в населении недоверие к политикам, которые воспринимаются исключительно как воры или потенциальные воры, набивающие свои карманы. Это недоверие также не обходит и оппозицию, ведь оказавшись во власти и она вполне может пополнить ряды воров. Будучи логическим следствием тесного сплетения экономической и политической власти, эти опасения также, несомненно, основаны на эмпирическом опыте. Поэтому мотивы любого политика вызывают недоверие априори. Что на самом деле за этим стоит? Какова реальная цель и каким образом участники смогут в итоге на этом заработать? Кто и с кем здесь делится или не делится? И это опасение людей относится как к Путину, так и к его извечному оппоненту Навальному[53].

Россия стала обществом постправды еще до того, как мы узнали это понятие[54]. И на выборах долгое время в бюллетене стояла графа «против всех», позволяющая ясно выразить свое недоверие, пока в 2006 году избирателей не лишили этой возможности.

Популярность или непопулярность политиков в России всегда следует воспринимать с большой долей осторожности – она весьма условна. Так, за все годы пребывания Путина у власти я не встретил ни одного человека, который действительно был бы его убежденным сторонником. В лучшем случае о нем говорят с благоговением, но в то, что он бескорыстный слуга для общего блага, никто не верит. Комментарии в отношении большинства других политиков совершенно недвусмысленно демонстрируют, какие им приписываются мотивы и как их оценивают.

Однажды я слушал лекцию одного политолога, который еще в начале путинского периода попытался косвенно выяснить, что люди думают о политиках на самом деле, не спрашивая их напрямую, а выясняя, с каким животным у них ассоциируется тот или иной политический деятель. Большинство политиков не заслужили ничего лучшего, чем определения «крыса», «хомяк» или «животное не из нашего леса». Путина же называли «лисом», что по сравнению с другими определениями звучало еще довольно лестно. Но это было в 2003 году.

Получается, что россияне оказались в ловушке между сильным желанием иметь справедливое государство, играющее важную роль в жизни граждан, и столь же фундаментальным недоверием к любому, кто обладает или хочет обладать властью. Вернемся к собранию жителей района по поводу неприглядного скверика за моим домом, к этой псевдодемократии, которую постсоветская эпоха уготовила России. С одной стороны – граждане, чей основанный на опыте гнев вызван глубоким недоверием к власть имущим. С другой стороны – представители