Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер

в бесконечно большей по размерах администрации государства. Правитель получает сведения через своих поверенных; они же исполняют его приказания; но как только его отношение к делам государства становится не непосредственным, контроль его над ними начинает падать, и так продолжается до тех пор, пока в исключительных случаях он или обращается в марионетку в руках его главного поверенного, или власть его и положение захватываются этим последним. Как бы странно это ни казалось, но те две причины, которые стремятся к доставлению устойчивости политическому главенству, на более поздней ступени развития стремятся к низведению политического главы до положения автомата, исполняющего желания им самим созданных агентов. Из этих причин на первом месте стоит наследственная преемственность, которая, окончательно установленная в известной линии строго определенного происхождения, приводит к тому, что обладание высшей властью делается независимым от способностей к ее отправлению. Наследник на вакантный трон может иногда быть, и часто на самом деле бывает, слишком молод для исполнения своих обязанностей, слаб, или не энергичен, или слишком занят удовольствиями, бесчисленное множество которых он может доставить себе в силу своего положения; результатом такого положения дел является то, что в одних случаях регент, в других главный министр делаются настоящими правителями. На втором месте в ряду этих причин стоят те божественные свойства, которые получаются правителем от предполагаемых предков божественного происхождения и которые делают его недоступным для массы. Сношения с ним возможны только при помощи посредников, которыми он окружает себя. Таким образом ему становится трудно или даже невозможно узнать более того, чем они желают, чтобы он знал, из чего вытекает невозможность приспособить свои распоряжения к потребностям массы и невозможность узнать, насколько были выполнены эти распоряжения. Власть его, следовательно, употребляется для достижения тех целей, к которым стремятся его агенты.

Даже в таком сравнительно простом обществе, как у тонгов, мы находим подтверждение высказанному нами предположению. У них существует наследственный вождь божественного происхождения, который «вначале был единственным вождем, обладающим как земным, так и небесным могуществом, и которому приписывалось божественное происхождение», но который в настоящее время совершенно бессилен в политическом отношении. Абиссиния указывает нам на факт, аналогичный до некоторой степени вышеприведенному. Не приходя в непосредственные столкновения со своими подданными и окруженный таким ореолом божественности, что даже в совете он присутствует невидимый для всех остальных, монарх их совсем не имеет голоса. В Гондаре[98], также входящем в состав Абиссинии, король должен принадлежать к царственному дому Соломона, но всякий из непокорных вождей, получивший преобладание над другими силой оружия, делается расом, первым министром, или настоящим монархом, хотя «нужно содействие титулованного императора для выполнения необходимой церемонии назначения раса, так как по меньшей мере имя императора «считается необходимым для придания действительности этому титулу». Тибет представляет нам случай разъединения божественности первоначального политического главы от притязаний, основанных на наследственной преемственности. Великий лама, почитаемый как «бог-отец», воплощающийся каждый раз снова в лице нового претендента на престол, получает свои божественные свойства не путем естественного происхождения, а сверхъестественным образом, выделяется из среды народа, распознающего его по известным указаниям на его божественность; последняя, требующая разобщенности с земными делами, ведет за собой отсутствие политической власти. Подобный же порядок вещей существует и у бутанезов: «Бутанезы смотрят на дурма-райю, так же как тибетцы на великого ламу – а именно как на непрерывающееся воплощение божества или самого Будды в телесную форму. В продолжение промежутка между смертью старого и появлением нового дурма-райи, или, говоря точнее, достижением этим последним достаточно зрелого возраста, дающего ему права на это духовное преобладание, место его занимают представители его сана, выбираемые из среды духовенства».

Наряду с этим духовным правителем существует и земной владыка. Бутан имеет «двух номинальных правителей, известных нам и соседним племенам горцев под индустанскими названиями дурма-райи и деб-райи… Первый из них глава духовный, второй – земной». Хотя в этом случае и говорится, что земной властитель не пользуется большим влиянием (вероятно, вследствие того, что правитель духовный, безбрачие которого не допускает основания наследственной преемственности, стоит на пути к безграничному применению власти земным властителем), но во всяком случае самый факт существования земного властителя указывает на переход части политических функций из рук первоначального политического главы. Но самый замечательный общеизвестный пример доставляет нам Япония. Здесь замена наследственной власти властью представительной имеет место не только в центральном, но и в местном управлении. «Близко к государю или его семейству стоят каросы, или старейшие». Их должности делаются наследственными и, подобно государю, они во многих случаях впадают в совершенное расслабление. Управление делами попадает таким образом в руки одного умного человека или же собрания людей низшего ранга, которые, соединяя с отвагой и доступностью умение управлять, скрывают государя и каросов от глаз остальных людей, окружая их внешними почестями, и заправляя мнением большого числа самураев, или военного класса, представляют собою действительных правителей. Они, однако, всегда заботятся о том, чтобы каждый акт исходил от имени faineants, их властителей, и таким образом мы слышим… о даймиосах[99], точно так же, как и об императорах, совершающих деяния и проводящих такую политику, о которых они, может быть, ничего и не знали!

Такой переход политической власти в руки министров был уже выяснен нами с двух сторон относительно центрального управления. Будучи наследниками завоевателя божественного происхождения, бывшего действительным правителем, японские императоры постепенно нисходили до значения номинальных правителей; отчасти это произошло вследствие того, что их священный ореол разобщал их от народа, а отчасти вследствие того, что часто закон о наследовании возводил их на трон в ранней молодости. Их представители получали вследствие этого преобладание. Регентство в IX столетии «сделалось наследственным правом Фудзивара (отрасли императорского дома), и эти регенты стали окончательно всемогущими. Они обладали привилегией вскрывать все прошения, подаваемые на имя императора, причем могли докладывать их ему или отставлять без дальнейшего хода по своему произволу».

Затем в течение некоторого времени эта узурпированная функция, представлявшая власть, в свою очередь, подобным же образом была узурпирована. И тут явился строго определенный порядок наследования, и снова недоступность имела своим следствием потерю влияния на дела государства. «Высокое происхождение было единственным качеством, необходимым для занятия должности, и в выборе должностных лиц на неспособность к отправлению обязанностей не обращалось внимания. Кроме четырех доверенных чиновников, никто не мог приближаться к сёгуну[100]. Как бы велики ни были преступления, было невозможным вследствие интриг этих фаворитов получить доступ с жалобой на них сёгуну. Результатом этого было то, что постепенно это семейство… уступило место военным начальникам, которые, однако, так