Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

печаль и страх, которые она часто испытывала в детстве. Она вспомнила, как вглядывалась по ночам в морскую даль, пытаясь разглядеть среди множества дрожащих над черной водой рыбацких фонарей тот, который висел на корме лодки ее отца. Она очень боялась, что однажды утром шаткая и дырявая посудина ее родителей не вернется с моря, а потом отца и мать найдут на берегу мертвых, облепленных шевелящимися крабами, а сломанные доски их лодки подберет кто-нибудь из соседей и использует для ремонта своей хижины.

Касанэ дрожала под шелковой одеждой, прилипшей к телу, как вторая кожа. Она зажмурилась, спасая глаза от очередного фонтана колючих брызг, и попыталась забыть о боли в лодыжке и справиться с тоской по родителям, родной деревне и гулкому вечернему звону колокола.

ГЛАВА 44

Быстрый и занятой ум

Сосновый берег в Окицу был действительно прекрасен. Путеводитель не обманул беглянок. Кошечка и Касанэ стояли на песке в стайке собравшихся вокруг любопытных детей и ожидали конца церемонии, которая должна была упокоить душу бродяги, чье тело валялось в обломках скал. Старый монах замер у самой воды и смотрел поверх залива Суруга на лесистые горы полуострова Иду.

Спокойные воды залива блестели в лучах заходящего солнца. Вечерний свет золотил паруса рыбачьих лодок. Последняя из них ныряла и кренилась под ветром. Над ней возвышались медно-красные сверкающие склоны горы Фудзи.

Старик мычал молитву тихо, словно для себя одного. Когда он закончил, Кошечка вошла в ледяную воду прибоя, держа в руках маленькую лодочку, которую Касанэ сделала из соломы и нагрузила бумажным цветком, пучком благовонных горящих палочек и горящей свечой. Она подождала, пока волна отхлынет, потом опустила лодочку на воду и осторожно подтолкнула ее.

Старый монах тем временем бормотал отрывки из священных текстов и ударял в похожий на опрокинутую чашку колокольчик, а лодочка покачивалась на мелкой зыби.

Когда наконец одна из волн перевернула соломенное суденышко, монах поклонился, повернулся и стал подниматься по берегу, продолжая читать молитвы. Его ноги вязли в песке, песок набивался в соломенные сандалии и мешал идти, как и крутившиеся вокруг старика дети. Эти малыши навели Кошечку на мысль.

Она подошла к монаху:

— Спасибо вам, святой человек. — Кошечка незаметно опустила сверток с деньгами в чашу для подаяний.

— Жизнь есть жизнь, смерть есть смерть. — Это был не совсем тот ответ, которого ожидала Кошечка, но за недолгое время общения со старцем она успела привыкнуть к его иносказаниям.

— Монах, я хотела бы купить ваши амулеты.

Старик развязал шнур мешочка, висевшего у него на шее, и длинными заостренными ногтями большого и указательного пальцев выудил сложенную полоску бумаги.

— Тот, кто проходит в ворота без столбов и перекладин, свободно парит между небом и землей.

— Простите меня за грубость, сэнсэй, но мне нужны все ваши амулеты.

Старик снял мешочек с шеи, но немного помедлил, прежде чем отдать его Кошечке. Его взгляд оставался неподвижным, как у мертвеца, и тем не менее Кошечка чувствовала: старый монах знает все ее мысли, словно читает в ее душе.

— Тот, кто не решается действовать — смотрит на мир из окна. Жизнь пройдет мимо него, а он так ничего и не узнает о ней. — Священник поклонился и протянул мешочек покупательнице. «Форма — пустота, а пустота — форма», — снова запел он слова священного текста и отвернулся от Кошечки, словно та перестала существовать.

Поглаживая пальцами мягкую, сильно потертую ткань мешочка, беглянка долго следила, как священник пробирается среди искривленных ветром сосен, пока он не исчез в голубой мгле.

Корни и стволы деревьев окутывал дым из груд тлеющих водорослей, их поджигали, чтобы получить соль. В прибрежный песок были воткнуты шесты со связками сушившихся осьминогов. Рядом с ними на высоких бамбуковых распорках висели коричневые сети.

Дети вернулись к своим занятиям — одни к играм, другие к делам. Они выбирали улов из сетей или вычерпывали воду из лодок. Отцы их сидели под соснами, курили и качали младенцев. Так они делали каждый вечер.

По берегу прошла вереница женщин. На их головах покачивались низкие и широкие деревянные кадки. Пояса рыбачек были дерзко завязаны на животах. Деревенская молва утверждала, что эти торговки камбалой и моллюсками за плату дозволяют мужчинам раздвинуть створки и тех раковин, за которыми не нужно нырять.

Это было очень красивое зрелище, но настроение Кошечки не позволяло ей насладиться им. Теперь у беглянки имелись деньги, но она не могла обменять их на душевный покой и отдых под кровом: слуги Киры наверняка шныряют по гостиницам, как тараканы.

— Мы не можем заночевать в поселке, старшая сестра, — сказала Кошечка. — Враги по-прежнему ищут меня.

— Тогда мы будем спать на берегу, как пара чаек, — радостно улыбнулась Касанэ.

«Слепой не боится змеи», — снова подумала Кошечка.

— О море надо спрашивать рыбака! — ответила Касанэ ее мыслям. Она была в восторге оттого, что может услужить своей госпоже и защитнице.

Часом раньше в деревне Юи Кошечка купила подружке грубый костыль. Опираясь на него, Касанэ уверенно двинулась вперед. Она повела Кошечку мимо крошечных камышовых рыбачьих лачуг и вывела ее на пустынный болотистый участок берега, прижимавшийся к устью реки.

С помощью Кошечки крестьянка срезала несколько молодых сосен и установила их между двумя деревьями, наметив контуры наклонной крыши навеса. Крепкими стеблями речного камыша дочь рыбака привязала к ним ветки валежника — так, чтобы получилась решетка. Потом, держа костыль под мышкой, Касанэ зашла в болотистый рукав реки и принялась за работу, выбрасывая на берег охапки камыша. Она показала Кошечке, как связывать стебли в пучки, а сама стала укладывать их на решетку, превращая навес в примитивную, но надежную крышу.

Кошечка всегда свысока поглядывала на крестьян, считая их неспособными творчески мыслить, но теперь она начинала думать, что Касанэ, если ей дать достаточно времени, сможет сделать из бамбука, соломы и речной травы все что угодно.

Потом Кошечка — уже в сумерках — спустилась по берегу к деревне, чтобы купить немного еды, Касанэ тем временем расстелила спальные циновки, нарезала травы для подушек и развела костер, подкармливая огонь сосновыми иглами.

Потом беглянки полакомились знаменитыми пельменями с бобовыми цветками — гордостью Окицу, и смаковали леща, поджаренного на доске, вынесенной волнами на берег. Кошечка смотрела на огни, горевшие по другую сторону залива. Этот свет дрожал в окнах рыбацкой деревни Эдзири, прятавшейся в уютной ложбине между темных склонов предгорий.

До Эдзири было рукой подать, и Кошечка сегодняшнюю ночь рассчитывала провести там. Даже купив поношенную одежду, циновки и другие необходимые вещи, беглянки имели достаточно средств,