Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

Неизвестно, планировал ли он это изначально, но со временем криминальная душа Василевского пришла к очевидному выводу: Штильмарка следует убить. Для этого вор нанял отбывавшего длительный срок убийцу, известного как Костя Санитар. Он даже внес «предоплату» в 1700 рублей, «оговорив, что сам скажет, когда нужно будет выполнить работу».

Невольным спасителем Штильмарка стал человек, которого его дочь характеризует как «вольнонаемного прораба, бывшего сотрудника Института мировой литературы» – черт его знает, как московский литературовед мог оказаться вольнонаемным в ГУЛАГе, ну да не в этом дело. Василевский отправил ему на отзыв рукопись Штильмарка, на что получил такой ответ:

«Брал в руки твое новое произведение, предвкушая, что всласть повеселюсь, но увидел – что это настоящее. Советую подумать о соавторстве. Сам не справишься».

Стало быть, любому грамотному человеку было очевидно противоречие, на которое я уже обращал внимание: где полуграмотный блатной Василевский, а где – эпос с латинскими пословицами и эпиграфами из Шекспира! «Не справился» бы Василевский с социальной ролью, которая явно просматривалась у автора, – ролью знатока старины и блестящего эрудита. Так что по совету безвестного вольнонаемного прораба Василевский вписал Штильмарка в соавторы рукописи и – по крайней мере, на время – отказался от плана расправиться с настоящим писателем. Впрочем, после завершения рукописи Василевский сплавил Штильмарка в другую колонну заключенных.

Вторым невольным спасителем Штильмарка (и тысяч других людей) стал товарищ Сталин, ушедший из жизни 5 марта 1953 года. Согласно великолепному плану, правитель должен был спасти Василевского, а в итоге спас Штильмарка – в рамках последовавших за смертью Сталина послаблений писателю заменили срок на ссылку.

Рукопись романа у Василевского изъяли, и она оказалась в управлении ГУЛАГа в Москве. Преодолев бюрократические формальности, сын Штильмарка сумел получить ее и, среди прочего, через своего преподавателя Дружинина передал рукопись фантасту Ефремову… И тут мы оказываемся в начале этой истории.

Впоследствии Штильмарк некоторое время соблюдал легенду о соавторстве с Василевским и даже делился с ним гонорарами – но тот не оценил, требуя от литератора все больше денег. В конечном счете Штильмарк подал на Василевского в суд, чтобы доказать единоличное авторство.

В качестве свидетелей [Штильмарк] пригласил своих «со-сидельцев» – и ни один не отказался приехать на судебное заседание. Суд состоялся в Куйбышевском районе Москвы в феврале 1959 года.

На заседании Василевский вел себя вызывающе. Он пытался утверждать, что автор «Наследника» – он, а [Штильмарку], дескать, принадлежит только литературная обработка романа. Свидетели же говорили совершенно другое. Решение суда было категорическим: установить единоавторство Штильмарка.

Впрочем, в переиздании «Наследника из Калькутты», увидевшем свет через несколько месяцев после суда, снова были указаны два автора – иркутское издательство, вероятно, просто не было в курсе решения суда. Полноценные издания с верным авторством появились уже после смерти Штильмарка в 1985 году.

Но вернемся в начало 1950-х: Василевский предлагает Штильмарку написать роман и спрашивает, сколько времени займет это дело. Штильмарк отвечает, что около года. Василевский возражает, что сам написал «Позднее признание» за полгода, а «а ты – литератор, образованный. Месяца три хватит». Штильмарк нашелся, что ответить:

«Чем больше опыта и знаний, тем больше требуется времени, чтобы использовать их в книге».

Истинно так!

Но, разумеется, у Штильмарка с самого начала была дополнительная мотивация затягивать работу над текстом: пока он его пишет, Василевский обеспечивает ему относительно комфортные условия, а когда роман будет окончен, писатель перестанет быть нужен уголовнику.

Один литературовед сравнивал положение Штиль-марка с положением Шахерезады – под угрозой смерти он день за днем плел историю, которая должна была быть настолько увлекательной, чтобы бесконечно сохранять ему жизнь. И вполне вероятно, что это сработало: «Наследник» освободил автора от лагерных работ на 14 месяцев. Хорошо известно, что для нездорового и не очень молодого человека означали 14 месяцев в ГУЛАГе.

Самые известные строки «Наследника из Калькутты» выглядят так:

«Листья быстро желтели. Лес, еще недавно полный жизни и летней свежести, теперь алел багряными тонами осени. Едва приметные льняные кудельки вянущего мха, отцветший вереск, рыжие, высохшие полоски нескошенных луговин придавали августовскому пейзажу грустный, нежный и чисто английский оттенок. Тихие, словно отгоревшие в розовом пламени утренние облака…»

На первый взгляд избыточное описание пейзажа, каковые писатели-графоманы умеют плести до изнеможения. Но если прочитать первую букву каждого второго слова в этом фрагменте, то получится «Лжеписатель, вор, плагиатор» – такой шифр оставил в тексте Штильмарк, указывая на Василевского.

Широко известен случай, когда американский военный во вьетнамском плену, оказавшись перед телекамерами, наморгал азбукой Морзе слово «пытка» – и соотечественники это своевременно расшифровали. Интересно, нашел бы кто-нибудь шифр Штильмарка, если бы он сам об этом не рассказал? Поневоле задумаешься, не спрятаны ли подобные шифры в избыточных описаниях пейзажа других авторов – иначе какой вообще толк в таких многословных зарисовках?

В истории «Наследника из Калькутты» много завораживающе-парадоксального.

Автор берется за работу принудительно, но так увлекается, что создает свое главное произведение. Он работает в четких рамках, выполняя строго очерченное техзадание, которое, в свою очередь, основано на смутно понятой литературной конъюнктуре и, что самое любопытное, на ошибочных представлениях о вкусах правителя, который никогда не прочитает книгу. И автор, вероятно, тоже практически уверен, что правитель никогда ее не прочитает – но все равно пишет, потому что иначе ему грозит гибель! Гибель ему грозит и в том случае, если он закончит книгу слишком быстро – но все может обернуться еще хуже, если он ее не будет писать вовсе.

Загнанный в угол, запертый в избушке, но снабженный всем необходимым, автор пишет, и пишет, и пишет – но обстоятельства стискивают его настолько крепко, что можно сказать: произведение творит само себя.

Глава о Достоевском

Филателистка

В своих воспоминаниях Анна Григорьевна Достоевская (в девичестве Снит-кина) делится следующим эпизодом из их совместной жизни с писателем: однажды Федор Михайлович убеждал супругу в том, что женщины не способны на «упорное и продолжительное стремление к достижению намеченной цели».

– Возьми такую простую вещь – ну, что бы такое назвать? Да хоть собирание почтовых марок. – Мы как раз проходили мимо магазина, в витрине которого красовалась коллекция. – Если этим займется мужчина систематически, он будет собирать, хранить, и если не отдаст этому занятию слишком большого времени и если не охладеет к собирательству, то все-таки не бросит его, а сохранит на долгое время, а может быть, и до конца своей жизни как