Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

следующим образом: незадолго до защиты одного из его аспирантов выяснилось, что некому быть оппонентом. Ефремов попросил выполнить эту функцию своего приятеля, профессора-биолога Александра Дружинина. Профессор согласился, но при одном условии: «Прочитайте рукопись моего ученика». Учеником был в будущем известный биолог Феликс Штильмарк, а истинным автором – его отец Роберт Штильмарк.

Рукопись называлась «Наследник из Калькутты» и была увесистой, более тысячи страниц. Подзаголовок «Фильм без экрана» обещал зрелищное приключение – и для читателей той эпохи это было самое то. Стараниями Ефремова книга вышла в 1958 году и стала хитом среди романтической «оттепельной» молодежи. Страстными читателями «Наследника» легко представить 20-летних героев «Я шагаю по Москве» и пионеров из «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». То поколение как-то особенно сладко грезило запутанными интригами в доиндустриальных декорациях на земле, на море, а лучше – и там, и там.

Сегодня «Наследник из Калькутты» читается с трудом. По сюжету, пираты захватывают в Индийском океане английское судно и один из разбойников присваивает документы и невесту благородного пассажира. Сам благородный пассажир оказывается на необитаемом острове вместе с главарем пиратов… Стоит ли углубляться? Достаточно такого резюме от писателя Владимира Березина.

Передо мной была настоящая вампука. Термин этот происходит от названия комической оперы-пародии, поставленной в 1909 году «Вампука, невеста африканская, образцовая во всех отношениях опера». Пародия высмеивала нелепые положения и неловкий пафос других опер, а термин потом распространили и на другие искусства. <…> Восемнадцатый век, десятки героев бегают по всему земному шару, среди них испанцы, британцы, французы, индейцы, африканцы и индусы. На какой-то остров то и дело высаживаются моряки в ботфортах, пряча и перепрятывая золото и людей, судьба, в свою очередь, снова прячет героев по другим странам и островам, время от времени доставая, отряхивая, а потом отправляя обратно. Все это напоминало путанный костюмированный сериал, в котором донна Роза д’Альвадорец никак не может вырваться из лап диких обезьян, а все недоумевают, куда она подевалась. <…> [Штильмарк] создал авантюрный сюжет из своего детского чтения: Рафаэля Сабатини, Роберта Стивенсона, Жюля Верна, Диккенса, приключенческих романов в ярких обложках. Поэтому придираться к фантастическим описаниям туземцев и пиратов нет смысла – это именно вампука[13].

Березин мало того что родился в 1966-м, так еще и читал «Наследника» взрослым, отучившись в Литинституте. Грубо говоря, он не был частью целевой аудитории романа – и уж тем более к ней не относимся мы с вами. Однако нет сомнений, что школьники и студенты «оттепельной» эпохи принимали «Наследника» за чистую монету (пиастр или дублон). Тот же Березин приводит очень характерную деталь – на форзаце тома, попавшего ему в руки, была дарственная подпись, сделанная в 50-х годах: «Там было обращение к новой хозяйке и совет не читать во время сессии. Даритель намекал, что чтение будет захватывающим и помешает учебному долгу».

Но в чем был замысел автора? Был ли он пародистом – или на полном серьезе писал вычурный и старомодный роман?

Ни то ни другое.

На обложке первого издания романа указаны два автора: Роберт Штильмарк и Василий Василевский. Текст предваряет эпиграф из Шекспира и пара страничек «От авторов». Каждая фраза в этом предисловии столь ярко выражает эпоху, что велик соблазн цитировать его огромными кусками.

Мы начали работать над романом в экспедиционно-полевой обстановке, когда мы двигались по зимней заполярной тайге с первыми строительными партиями следом за изыскателями. Каждый грамм поклажи означал лишний расход сил, поэтому беллетристических книг брали с собой очень мало. Тем острее наш первоначально маленький коллектив испытывал потребность во всех средствах культурного отдыха, хотя часы этого отдыха на первых порах были, конечно, недолгими[14].

Образцовая история для той поры: некие трудяги не словом, а делом воплощают романтическую мечту о собственноручном создании будущего. Осваивают непокорную Сибирь назло морозам и мировому капиталу. Полубоги новой цивилизации, которые во всем хороши – даже смертельно уставшие, они нуждаются в «культурном отдыхе».

И вот среди покорителей советского фронтира обнаруживаются два талантливых джентльмена, которые взялись «у костров, в палатках и бараках» развлекать трудяг увлекательным романом, сочиняемым на ходу. Почувствовав интерес публики, они берутся фиксировать придуманное на бумаге.

Черновик романа писался на крошечных листках почтовой бумаги. Двигаясь дальше, мы несли его по очереди вместе с геодезическими инструментами и техническими документами. Очень быстро бухгалтеры стройки самоотверженно переписали роман, украсили виньетками и даже рисунками, переплели в синюю материю и превратили в подобие рукописной книги. Эти три толстых тома упаковали в рюкзаки и несли на плечах в глубь тайги и болотистой тундры.

Авторы явно сопоставляют свои трудовые подвиги с открытиями, завоеваниями и приключениями, о которых пишут – и умудряются создать в походных условиях рукопись в тысячу страниц. Они указывают, что, хотя по возвращении в «культурные центры» они внесли туда некоторые правки, в целом книга осталась той же, что и была написана в экспедиции.

Покорители тайги четко проассоциированы с авантюристами, описанными в самом романе, а эра строительства социализма – с легендарной эпохой приключений. В предисловии в соответствующем романтическом духе описана и предполагаемая целевая аудитория «Наследника»:

Водители катеров и самолетов, трактористы и шоферы, прорабы и мастера последующих новостроек, новые рабочие-строители – все те, кто и теперь, после нас, слушает пургу, прокладывает дороги в тайге, рвет скалы аммоналом, подвешивает провода связи по столбам свежих лесных просек и выстрелами отгоняет медведей от кладовок с запасами.

Не забыт и обязательный политический реверанс: в предисловии сказано, что в процессе написания персонажи начинали действовать самостоятельно, и это каким-то образом подтверждает «всю глубину и правоту марксистского анализа общественного развития».

Другая характерная черта, которая сегодня скорее умиляет, – утверждение, что книга по-настоящему увлекательна, в отличие от «иных слишком уж гладко причесанных и назойливо нравоучительных сочинений». В этих словах легко угадывается «оттепельный» дискурс о «лакировке действительности», которой предположительно занимались писатели-карьеристы. Подобные упреки в «причесанности» стали слишком расхожим, а потому ничего не значащим аргументом в разговорах о литературе. Самый памятный отпечаток этого дискурса в массовой культуре – сцена в «Я шагаю по Москве», в которой невежественный полотер (Владимир Басов) выдает себя за писателя и обзывает одного из главных героев: «А ты, как я посмотрю, лакировщик, а? Конъюнктурщик ты!»

Школьникам, которые были первыми читателями «Наследника из Калькутты», было уже за 50, когда стала известна истинная история романа. В перестроечные годы был опубликован текст Феликса Штильмарка (в совокупности с используемым мной текстом Елены Штильмарк), ставящий романтический