Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

Схема «Бетти и Вероника» с поп-культурного веб-сайта удивительно точно совпадает с бинарной классификацией героинь Достоевского, предложенной филологом Александром Криницыным:

Первый тип – «роковая красавица», персонаж, появляющийся у Достоевского начиная с «Игрока» и далее во всем «пятикнижии». Потрясающая, «загадочная» красота ее неодолимо приковывает к ней сразу нескольких главных героев, благодаря чему «запускается» ход интриги. Эта красота, могущая «мир перевернуть», существует как бы отдельно от личности героини (могущей даже оказаться ее недостойной). Возможны две вариации характера: капризно-непредсказуемый, с надрывом вины или обиды – это Полина, Настасья Филипповна, Аглая, Лиза Тушина. Для них красота оказывается скорее крестом и бременем, не принося никакого счастья. В другом случае красавица наделена гармоничностью натуры и благородством, как в случае Дуни Раскольниковой и Катерины Ахмаковой. Случай Грушеньки уникален неожиданной эволюцией от первого варианта ко второму. <…>

Второй тип – смиренной страдалицы, вызывающей бесконечную жалость. Таковы Соня Мармеладова, Хромоножка, Софья Долгорукова. Эти женщины, наоборот, не лишены яркой внешности, зато им присущи духовная глубина и религиозность. К ним влечет главного героя некий высший долг и предназначение судьбы[18].

Абсолютно все перечисленные персонажи возникают в текстах, написанных начиная с 1866 года, тогда как дебютировал писатель аж 20 годами ранее. То есть долгое время Федор Михайлович обходился без этого клише, но в 1866-м «Вероника»-Полина появилась в «Игроке», а «Бетти»-Соня – в «Преступлении и наказании», и далее подобные женские персонажи фигурировали во всех без исключения крупных произведениях писателя.

Дело в том, что в 1866 году Федор Михайлович сам побыл этаким «Арчи».

Несколькими годами ранее он завел знакомство с Аполлинарией (Полиной) Сусловой, которая была молодой, привлекательной, энергичной и свободолюбивой – она принадлежала примерно к той же когорте русской молодежи, что и тургеневский Базаров. Помимо нигилизма, модного в 1860-х, она была сторонницей женской эмансипации – всем своим видом и поведением она демонстрировала небрежное отношение к устоявшимся нормам и традициям. Для нее были характерны яркие и отчаянные поступки – так, вскоре после знакомства она отправила Достоевскому письмо с признанием в любви. Как вспоминает дочь писателя,

[письмо] было простым, наивным и поэтичным. Можно было предположить, что писала его робкая молодая девушка, ослепленная гением великого писателя. Достоевский, растроганный, читал письмо Полины. Это объяснение в любви он получил именно в тот момент, когда он больше всего в нем нуждался[19].

Судя по всему, женщиной она была максимально привлекательной – и Достоевский капитально к ней примагнитился, хотя еще состоял в своем первом браке. Жена его Мария Дмитриевна была тяжело больна и жила от него отдельно, но писатель сохранял к ней привязанность.

Романтические отношения Достоевского с Сусловой были сложными и болезненными, полными постоянных взаимных обид. В 1864 году, когда умерла первая жена писателя, он предложил Аполлинарии Дмитриевне брак, но она ему отказала.

Аполлинария – больная эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважение других хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязанностей к людям. Она колет меня до сих пор тем, что я не достоин был любви ее, жалуется и упрекает меня беспрерывно, сама же встречает меня в 63-м году в Париже фразой: «Ты немножко опоздал приехать», то есть что она полюбила другого, тогда как две недели тому назад еще горячо писала, что любит меня. Не за любовь к другому я корю ее, а за эти четыре строки, которые она прислала мне в гостиницу с грубой фразой: «Ты немножко опоздал приехать».

Чем не «Вероника»?

Ну а «Бетти» для Достоевского стала, как несложно догадаться, Анна Григорьевна Сниткина.

20-летняя девушка появилась на пороге у писателя в начале октября 1866 года – слушательницу стенографических курсов отправили к Достоевскому, когда ему нужно было срочно дописывать роман «Игрок». Никогда прежде писатель не диктовал свои произведения, но сроки поджимали – и с помощью Анны Григорьевны он смог закончить роман вовремя. Сыграла роль как исключительная трудоспособность стенографистки (как тогда говорили, стенóграфки), так и тот факт, что еще задолго до знакомства с Достоевским Сниткина была ценительницей его творчества.

Союз 45-летнего, не вполне здорового вдовца с юной девушкой из небогатой семьи выглядел ненадежным предприятием, но все же… Когда «Игрок» был окончен, Достоевский невзначай завел со Сниткиной разговор о некоем следующем произведении.

В новом романе было тоже суровое детство, ранняя потеря любимого отца, какие-то роковые обстоятельства (тяжкая болезнь), которые оторвали художника на десяток лет от жизни и любимого искусства. Тут было и возвращение к жизни (выздоровление художника), встреча с женщиною, которую он полюбил: муки, доставленные ему этою любовью, смерть жены и близких людей (любимой сестры), бедность, долги…

<…>

– И вот, – продолжал свой рассказ Федор Михайлович, – в этот решительный период своей жизни художник встречает на своем пути молодую девушку ваших лет или на год-два постарше. Назовем ее Аней, чтобы не называть героиней. Это имя хорошее…

<…>

Не была ли бы любовь к художнику страшной жертвой со стороны этой юной девушки и не стала ли бы она потом горько раскаиваться, что связала с ним свою судьбу? Да и вообще, возможно ли, чтобы молодая девушка, столь различная по характеру и по летам, могла полюбить моего художника? Не будет ли это психологическою неверностью? Вот об этом-то мне и хотелось бы знать ваше мнение, Анна Григорьевна.

<…>

– Поставьте себя на минуту на ее место, – сказал он дрожащим голосом. – Представьте, что этот художник – я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?

<…>

– Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!

Сладковато, а все же по-писательски эффектно.

Будь Анна Григорьевна нашей современницей, в минуты разлада с мужем она вполне могла бы накатать о его поведении пару скандальных постов в соцсетях. Чего стоит хотя бы то, как он еще во время работы с «Идиотом» обрушил на нее тонну информации о предыдущих, взаимно токсичных отношениях с Аполлинарией Сусловой, снабженную пугающими рассуждениями героя-рассказчика о том, как он время от времени мечтает со своей возлюбленной жестоко расправиться. Затем – неоднозначное признание в любви, которое, однако ж, сработало. На свадьбе Достоевский перебрал шампанского и в тот же