Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

но в любительской музыке, к каковой можно отнести джаз и рок, подобные повреждения не помеха, было бы желание. Что там пальцы – Рик Аллен, барабанщик группы Def Leppard, продолжил вполне полноценные выступления после ампутации левой руки из-за аварии. Другой британский барабанщик, Роберт Уайатт, оказался парализован после падения из окна – это побудило его забросить работу в группах (Soft Machine, Matching Mole) и начать вполне выдающуюся сольную карьеру.

Но бывает и такое, что физическая травма влияет не только на конкретную карьеру, но и на формирование целого стиля музыки – да что там стиля, целой вселенной!

Если не учитывать тот факт, что он родился в семье итальянских иммигрантов, Тони Айомми был типичным британским тинейджером середины 1960-х: тащился по набирающей популярность рок-музыке (в особенности по группе The Shadows), играл на гитаре в группах с забавными названиями (The Birds & The Bees, The Rockin’ Chevrolets) и подрабатывал на низкоквалифицированных работах – в частности, сварщиком на фабрике по производству листового металла.

Типичность последней детали даже немного комична – его родной Бирмингем, второй по населению город Соединенного Королевства, был как раз важнейшим центром металлургии.

Однажды группа The Birds & The Bees заключила договор на серию концертов в Европе.

Это был настоящий профессиональный прорыв. В пятницу, в свой последний рабочий день в качестве сварщика, я пошел домой пообедать и сказал маме: «Я больше не вернусь. Я закончил с этой работой».

Но она настаивала: «Айомми так не поступают! Сейчас ты вернешься на работу и доработаешь как следует!»[22]

По совпадению, Тони в тот день отправили делать чужую работу. Обыкновенно его задача была в том, чтобы сваривать друг с другом согнутые фрагменты металла, но в этот день в цехе отсутствовала женщина, которая отвечала за сгибание деталей, и Айомми велели делать ее часть работы.

Это был большой гильотинный пресс с шаткой ножной педалью. Вы втягивали лист металла, нажимали ногой на педаль, и – бац! – гигантский промышленный пресс опускался и сгибал металл.

Поначалу все шло нормально, но Тони, по собственному признанию, был уже где-то не здесь – мечтал о концертах своей группы в Европе. Замечтался – и угодил правой рукой в этот самый гильотинный пресс.

Когда кто-то дальновидно принес мои кончики пальцев в больницу (в спичечном коробке), врачи попытались присоединить их обратно. Но было уже слишком поздно: они почернели. Поэтому вместо этого они взяли кожу с одной из моих рук и пересадили ее на кончики моих раненых пальцев. Они еще немного повозились, чтобы убедиться, что кожный трансплантат приживется.

Кроме итальянского происхождения, Айомми слегка выделялся среди сверстников еще по одной причине – он был левшой.

То есть при игре на гитаре он зажимал струны на грифе пальцами правой руки, а бил по ним – левой. Это невозможно проверить, но иногда кажется, что среди выдающихся рок-музыкантов доля левшей будто бы больше, чем среди homo sapiens в целом. Чего стоят Джими Хендрикс, Пол Маккартни и Курт Кобейн – и Тони Айомми занимает достойное место в этом ряду.

В результате того несчастного случая Тони потерял кончики среднего и безымянного пальца на правой руке.

Подобная травма на преобладающей руке (то есть, в его случае, левой) была бы не столь драматична для гитариста, играющего медиатором – главное, чтобы в порядке был большой палец и указательный либо средний. При потере фаланги на среднем пальце было бы достаточно дождаться, пока заживет рана – и продолжить пилить рок-н-ролл в духе Айка Тёрнера или ранних Beatles (а Birds & Bees играли нечто подобное). Но у Айомми была травмирована рука, которой он зажимал струны.

При игре на гитаре от «второй» руки требуется бóльшая ловкость и иногда даже бóльшая сила. При игре медиатором основная нагрузка ведущей руки приходится на запястье, а вот у более слабой руки должны быть сильные и быстрые пальцы; четыре из пяти – указательный, средний, безымянный, мизинец. У Айомми оказались покалечены два из четырех.

На фотографиях видно, что Тони лишился лишь совсем небольших частей пальцев – но для гитариста этого хватало, чтобы охарактеризовать себя как «пожизненного калеку».

Несколько раз меня навещал управляющий фабрикой, пожилой лысеющий мужчина с тонкими усиками по имени Брайан. <…> Однажды он принес мне пластинку и сказал: «Включи это».

<…> Необходимость слушать музыку определенно не поднимала мне настроение в тот момент.

Он сказал: «Ну, я думаю, тебе стоит это сделать, потому что этот парень играет на гитаре – и делает это только двумя пальцами».

Нечто подобное случилось со знаменитым летчиком Алексеем Маресьевым – по крайней мере, как описано в биографической «Повести о настоящем человеке». Лишившийся ног пилот впал в отчаяние, но старший сосед по больничной палате принес ему статью о летчике Первой мировой, который смог вернуться к полетам, потеряв ступню.

– Но у него не было только ступни.

– А ты же советский человек.

– Он летал на «фармане». Разве это самолет? Это этажерка. На нем чего не летать? Там такое управление, что ни ловкости, ни быстроты не надо.

– Но ты же советский человек! – настаивал Комиссар.

– Советский человек, – машинально повторил Алексей, все еще не отрывая глаз от заметки; потом бледное лицо его осветилось каким-то внутренним румянцем, и он обвел всех изумленно-радостным взглядом.

Тони Айомми советским человеком не был, но Джанго Рейнхардт сыграл в его истории такую же роль, как Карпович – в истории Маресьева.

То был великий франко-бельгийский гитарист; в 30– 40-е вместе со скрипачом Стефаном Граппелли он фактически создал цыганский джаз. Да и в истории гитары как таковой Рейнхардт – колоссальная величина.

Когда Рейнхардту было 18, он получил сильные ожоги по всему телу. Два пальца на его левой руке, зажимающей струны, были практически обездвижены – и годились только на то, чтобы брать лишь некоторые аккорды. По правде говоря, на немногочисленных качественных снимках Рейнхардта его деформация выглядит более жуткой, чем у Айомми. Тем не менее он изловчился зажимать струны двумя пальцами – и только после этого стал великим музыкантом.

«Bloody hell, it was brilliant![23]» – так Айомми описывает свою реакцию на пластинку Рейнхардта.

Врачи говорили Тони, что ему лучше бы забросить это дело и найти другую работу, но, bloody hell, он не был намерен сдаваться! Он пошел несколько другим путем, нежели Рейнхардт: расплавил пластмассовую бутылку от средства