Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

Даже с надетыми наперстками играть больно. Если вы посмотрите на мой средний палец, то увидите на его конце небольшую шишку. Прямо под ней находится кость. Я должен быть осторожен, потому что иногда, если наперстки отваливаются и я сильно нажимаю на струну, кожа на кончиках моих пальцев просто лопается.

Со временем Айомми остановился на какой-то хитрой и в то же время примитивной конструкции из пластмассового наперстка, куска кожи и суперклея. Только много лет спустя, заработав большие деньги, он стал позволять себе полноценные медицинские протезы. А в первые годы вот так – «слепила из того, что было». И эта диспозиция принципиально повлияла на стиль его игры – например, на некоторых аккордах ему было тяжело зажимать четыре-пять струн одновременно, так что он зажимал одну или две. Если играть в обычной манере, получалось бы более полнозвучно, так что он в этих случаях бил по струнам сильнее, выдавая более мощный, низкий звук.

Он стал еще ниже благодаря склонности Айомми к экспериментам с настройкой гитары – он ослаблял натяжение струн, что снижало сопротивление металла. При такой настройке инструмент звучит на тон-другой ниже, брутальнее, суровее, а нагрузка на пальцы становится меньше.

Результат: в 1970–1971 годах Black Sabbath сформировали свой фирменный тяжелый звук: грубый, грохочущий, маскулинный. Разумеется, немалую роль в этом сыграли барабанщик Билл Уорд, басист Гизер Батлер и вокалист Оззи Осборн со своими текстами, в которых смешивались злободневность и хоррор:

Генералы собирались толпами,

Прямо как ведьмы на черных мессах,

Злые умы, замышляющие разрушение,

Колдун, творящий смерть.

Но добрая половина всей мощи Black Sabbath – это густая гитарная удаль Тони Айомми.

Бирмингемская группа не была единственной в своем роде – но, пожалуй, была первой среди равных. В начале 1970-х, когда они за полтора года выпустили три своих лучших альбома (Black Sabbath, Paranoid и Master of Reality), именно они были ближе всего к определению «хэви-метал». У данного понятия долгая и запутанная история, – металлической музыкой в ранние годы часто называли вещи, которые сегодня никто бы так не назвал, – но ретроспективно понятно, что именно первые альбомы Black Sabbath – гоголевская шинель, из которой вышло звучание металлистов 70-х, 80-х и последующих десятилетий. Metallica, Slayer, Burzum, Tool, System of a Down, а с некоторыми оговорками и не столь правоверные Nirvana, Linkin Park и Rage Against the Machine… Словом, десятки сверхпопулярных и неисчислимые полчища более рядовых групп в значительной степени выросли из Black Sabbath, а сама эта группа – из случайно обрубленных заводским станком двух пальцев 17-летнего Тони Айомми.

Почти беззубые «Челюсти»

«Но постойте! – должно быть, уже много раз воскликнул въедливый читатель. – Эти ваши случайности и маловероятности мало что значат. Люди, о которых идет речь, по большей части, бесспорно талантливы – и их выдающиеся произведения были бы невозможны, если бы не их особые способности».

Безусловно, согласимся мы – хотя кто «мы»-то, я здесь один. Безусловно, соглашусь я. Случайности не создают таланты – если не считать то, что называют «генетической лотереей». Однако они возникают на пути в нужный момент, чтобы направить силы и способности человека в какое-либо русло.

Иногда перед человеком по стечению обстоятельств возникает окно возможностей – и он, не будь дураком, направляет свою энергию в это самое окно. А иногда, напротив, возникает некое препятствие или даже тупик – и приходится разворачиваться, искать объезд, действовать не по плану и уже по итогам этого «не по плану» находить нужный путь.

Именно это приключилось в 1974 году со Стивеном Спилбергом – и повлияло не только на его судьбу, но и на всю дальнейшую историю мирового кинематографа.

1970-е годы – возможно, самое интересное десятилетие в истории Голливуда. Стартующее с такой авторской классики, как «Пять легких пьес» Боба Рафелсона, «Военно-полевой госпиталь» Роберта Олтмена и «Забриски-пойнт» Микеланджело Антониони – и заканчивающееся такими блокбастерами, как «Чужой», второй «Рокки» и первая киноадаптация «Звездного пути». 1970-е подарили нам главные драмы Копполы (первый и второй «Крестный отец»), Скорсезе («Таксист») и Чимино («Охотник на оленей», о котором мы еще поговорим отдельно) – и первые «Звездные войны», и первый «Хеллоуин», и первого «Грязного Гарри». Десятилетие, когда дебютировали Дэвид Линч и Терренс Малик и добились своего Вуди Аллен и Брайан де Пальма.

С середины 60-х в американском кино все больше пространства отвоевывала местная nouvelle vague[24] – течение, которое позже назовут Новым Голливудом. Ушли в прошлое насквозь бутафорские, вылизанные и цветастые картины прежней эпохи, американское кино стало выглядеть дешевле, натуральнее, суровее. Англоязычные критики емко выражают это ощущение словечком «gritty» – если пытаться перевести это на русский, то голливудское кино конца 60-х – начала 70-х стало шероховатым, зернистым, шершавым. Вместо выверенных декораций – повседневные интерьеры; вместо традиционных героев и злодеев – антигерои, морально неоднозначные, но вызывающие глубокое сочувствие; вместо захватывающих сюжетных наворотов – обыкновенные жизненные коллизии, чуть ли не slice-of-life[25], правда, с частыми заходами в криминальную драму и иные проблемы социальной обочины.

Новый Голливуд как главенствующий тренд просуществовал от силы лет 10–12, но сделал всемирным достоянием чуть ли не половину лучших фильмов в истории американского кино: помимо некоторых уже упомянутых, это «Пролетая над гнездом кукушки», «Апокалипсис сегодня», «Женщина под влиянием», «Китайский квартал», «Последний киносеанс» и многие другие.

Однако в 1975–1977 годах что-то изменилось. Широкая публика стала все меньше интересоваться gritty-драмами, подутомившись от всех этих неоднозначных протагонистов и достоверных картин из жизни наркоманов, гангстеров и бродяг. Стала вновь расти популярность киноаттракционов – веселых, зрелищных, предлагающих как следует поболеть за «хороших» в схватке с «плохими».

Это, впрочем, не означало полноценного возвращения к «большому стилю» 30–50-х: в попкорновых хитах новой поры люди выглядели и разговаривали куда естественнее, сама экранная реальность смотрелась гораздо достовернее, будучи в то же время более сказочной – как ни парадоксально, «Звездные войны» и «Супермен» конца 70-х смотрятся более реалистичным кино, чем как бы исторически достоверные фильмы начала 60-х о Клеопатре и 300 спартанцах.

«Мона Лиза» добрых 400 лет не выделялась из общего ряда работ Леонардо да Винчи. Да, картина великого мастера; да, ценный артефакт – но отнюдь не главное произведение мировой живописи в статусе туристической достопримечательности. Все изменилось после того, как в 1911 году работавший в Лувре итальянец Винченцо Перуджа похитил картину